
Онлайн книга «Хроника смертельной весны»
![]() В гостиничном номере тускло горел ночник в изголовье единственной кровати, на которой спала Бриджит, но даже в полумраке было заметно, как пунцово покраснел Бас. — Ничего не нашептывал, — промямлил он. — Нашептывал, нашептывал, — ухмыльнулся Десмонд. — Я хотел ее успокоить, — Десмонд понял, что Бас врет и рассмеялся. Себастьян попытался перехватить инициативу: — Лучше объясни, почему Тальон говорил, что знает, кто ты такой? Даже имя произнес, подожди, как это… — Себастьян чуть не подавился скотчем — так изменился в лице американец. — Я что-то не то сказал? — Больше никогда… Слышишь…. Nevermore… — Никогда — что? — Больше никогда не произноси это имя, — прорычал Десмонд. — Nevermore… — «Much I marvelled this ungainly fowl to hear discourse so plainly, Though its answer little meaning — little relevancy bore…» Десмонд удивленно поднял светлые брови, но перебивать не стал. Бас счел его молчание за поощрение и продолжил, уже с большим воодушевлением: — «For we cannot help agreeing that no living human being Ever yet was blessed with seeing bird above his chamber door — Bird or beast upon the sculptured bust above his chamber door…» Десмонд усмехнулся, помотал головой и закончил: — «With such name as «Nevermore» [247]. Да ты поклонник Эдгара По? — Я получил образование, — скромно отозвался Себастьян. — Неплохое, кстати. — И музыкальное? — Ты про Мендельсона? Я ж наполовину австриец. Моя матушка — дирижер и скрипач. Детство я провел в оркестровой яме Венской Оперы. — Камилла фон Арденн… — пробормотал Десмонд. — Так вот почему мне твоя фамилия знакома. — Музыка у меня в крови. Видел бы ты, как я танго танцую! — Полагаю, виртуозно. Тогда почему — медицина? — Призвание, — коротко отозвался Бас. — Мой отец — кардиохирург с мировым именем. Фон Арденны знамениты во многих сферах. Десмонд отхлебнул скотча, устремив на Себастьяна пристальный взгляд. Тот смутился и решил перейти в наступление: — А ты? Ты, сдается мне, тоже музыкант? Что это было сегодня, в Сен-Сернен? — Не самое удачное исполнение Моцарта. — Не скромничай. Если забыть про надругательство над органом, то звучало весьма недурно, — засмеялся Бас. — А сколько языков ты знаешь? Говоришь по-английски, словно вырос на Манхэттене. Твой французский очень неплох — гораздо лучше моего. — Я учился в школе, — было видно, что Десмонду хотелось бы замять тему своего образования. — Ну, конечно, в школе, — протянул с разочарованием Бас. — А что ты… — Хватит, задолбал уже, — разозлился Десмонд. — Если тебе так хочется поиграть в вопрос-ответ, расскажи лучше, что ты здесь делаешь? Нас с Матой Хари [248], — он кивнул на кровать, — здесь держат против воли — но ты? Не могу поверить, что старуха наказала тебя столь беспощадно. Что ты натворил, мать твою? Пациента убил? — Что-о?! — оскорбился Бас. — Да ты в своем уме?! Я мечтал работать для Ордена, едва начал говорить. Первое слово, длиннее двух слогов, которое я произнес, было — «Ordensgemeinschaft» [249]. — Как длинно, — буркнул Десмонд беззлобно. — Звучит как ругательство. Себастьян побелел от гнева: — Да как ты смеешь! Я горжусь тем, мне оказали честь — weiß Gott [250], я ничем ее не заслужил! — Come on, come on! [251] Чего ты завелся? Извини. Не думал, что для тебя это так важно. Просто тогда на вокзале, когда я спросил, за какие грехи ты к нам попал, у тебя такая физиономия была, будто ты сейчас сблюешь… — «Сблюешь?» Что это? Не понимаю… — Будто тебя вот-вот стошнит. – Α-a! Понятно! Если б ты знал, чего мне стоило уговорить бабушку… то есть мадам Перейра разрешить мне… Меня вся семья видела хирургом с мировым именем. — Тебе нравится резать людей? — Мне нравится спасать жизни. — Мне бы тоже хотелось спасать жизни, — мрачно пробормотал Десмонд. — А вместо этого приходится убивать. Как ты думаешь, вышел бы из меня хирург? — прищурился он с озорным видом. — Нет, — серьезно откликнулся Бас. — Чтобы стать хорошим хирургом, надо любить людей. А ты их не любишь, мизантроп. — Не люблю. Люди лживы, жестоки и алчны. — А ты сам? — И я в том числе. Ничем не лучше других. Ты же знаешь, кто я. — Знаю, — Себастьян сделал внушительный глоток скотча. — Но сейчас ты работаешь во имя возмездия. Не справедливости, но возмездия. И, несмотря на то, что ты занялся такой грязной работой не по зову сердца, как я, ты не испытываешь к ней отвращения. Возможно, тебе даже интересно. — Щенок, — проворчал Десмонд. — Тоже мне, психоаналитик выискался. А ну-ка, Herr Doktor Freud [252], объясни-ка лучше, почему ты, на которого возложили надзор за выполнением протокола, не остановил казнь? — Что? — Бас несколько раз смущенно моргнул. — По протоколу, как только ты заметил, что между палачом и приговоренным есть что-то личное, должен был вмешаться. — Должен был. — и?.. — Даже в голову не пришло, честно говоря, — признался Себастьян. — Если эти уроды стукнут Изабель… — И что? — искренне удивился Бас. — Что она мне сделает? — Вероятно, ничего, — согласился босс. — Но ты не ответил на мой вопрос. Бас на мгновение задумался, а потом, вновь несколько раз смущенно моргнув, заявил: — Когда я смотрел, как ты кромсаешь эту сволочь, то понимал, что для тебя это не просто убийство грязного насильника и садиста. — Неужели?.. — Ты убивал что-то в себе. |