Онлайн книга «Ледяное сердце не болит»
|
В очередной раз вспомнив о Наде, он понял, что за последние двое суток он ни на секунду и не забывал о ней. И все, что он сейчас делал, – он делал ради нее. И еще – он страшно боялся ее потерять. Потерять по собственной вине. Ему невыносимо даже думать было, что она сейчас находится в лапах маньяка. Цветы в маминой квартире практически все засохли. Он не приезжал сюда, наверно, недели три. Растения обыкновенно жили здесь на голодном, безводном пайке. Попадался заботящийся о них коллега-квартирант или его женщина – они расцветали. Вселялся раздолбай типа самого Димы – потихоньку помирали. Перед уходом Полуянов устроил цветам напоследок шоковую терапию: влил чуть не в каждый по чайнику сырой воды. Глядишь, и не окочурятся. Журналист нацепил куртку, закрыл квартиру и спустился на лифте вниз, в морозный столичный вечер. * * * К себе на Краснодарскую Полуянов решил ехать через центр. Машин в том направлении шло немного, и через семь минут Полуянов домчался до проспекта Мира. Затем поехал, не спеша, в сторону Садового кольца. Дима, конечно, и предположить не мог, что пару часов назад ровно тем же маршрутом следовал маньяк-похититель. А буквально за пару минут до него проехал на своем черном фургоне в обратном направлении, увозя в кузове очередную жертву – Жанну Ойленбург. В этот раз, следуя в Марьино, Дима избрал окружной путь. С проспекта Мира не стал сворачивать на Садовом налево. Ушел в переулки, а потом – направо. Затем по Цветному выскочил на Бульварное кольцо, пролетел Страстной, потом Тверской, Гоголевский… Въехал на Большой Каменный мост. Кирина машинка была маленькая и нескоростная, и он то и дело ловил на себе презрительные взгляды соседей по транспортному потоку. Зато печка в ней работала исправно, и на очередном светофоре он разделся, бросил куртку на пассажирское сиденье. Проехав «Ударник», Полуянов развернулся и скоро переулками въехал в Ордынский тупик. Он без труда нашел на короткой улочке дом номер два – бывшую резиденцию киношколы. Теперь этот особняк, некогда невзрачный, был отремонтирован – сиял свежей лазоревой краской. Вокруг – аккуратная тротуарная плитка. Даже, кажется, с подогревом, потому что на ней – ни снежинки. Искусно установленные прожекторы подсвечивают дом, и он блистает в морозном воздухе, словно новогодняя игрушка. Пара высоких окон светится за жалюзи. Дима выключил мотор, прямо в машине надел куртку. Вышел на улицу, пошел ко входу в особняк. Все вокруг прямо-таки дышало барством: и бесснежные плитки, и по линейке выстроенные голубые елочки, и аккуратные ступени, ведущие к дверям. Новодельная мемориальная доска на стене гласила, что дом – памятник архитектуры XIX века, усадьба Воронцовых. Полуянов поднялся по ступенькам к дубовым дверям. Возле них висела скромненькая, но надраенная золотом табличка с надписью «АГ Ойленбург» и чуть ниже – «Московское представительство». Название Диму зацепило. Где-то он уже его слышал. Но где? И когда? Не тогда ли, когда к нему в редакцию за помощью пришел несчастный (или не такой уж несчастный?) руководитель киношколы Воскресенский? Едва журналист поднялся по ступеням крыльца, распахнулась дубовая дверь, и амбал-охранник в черном поинтересовался у Димы исподлобья: – Вам чего здесь надо? – Ничего, – пожал тот плечами. – Хожу, рассматриваю памятники архитектуры. – Архитектуру рассматривают днем, а не ночью, – наставительно высказался амбал. – Освободите ступеньки. Это частная территория. Совершенно не хотелось с ним спорить или даже язвить по такому случаю. Частная так частная. Дима вернулся к машине. Название фирмы, захватившей особнячок, не давало ему покоя. Где же, где он его слышал?.. Неужели он тогда, десять лет назад, сам не подозревая, сыграл на руку какому-то капиталисту Ойленбургу? Журналист сел в Киркину машину и порулил в сторону дома. * * * У себя на Краснодарской Дима оказался без четверти одиннадцать. Машину на стоянку ставить не стал. Что-то подсказывало Полуянову, что этой ночью ему еще придется попутешествовать. Есть хотелось страшно. Но, во-первых, ничего здесь, в его квартире, кроме засохшего сырка, не было. А во-вторых, не хотелось терять ни минуты времени. Полуянов только крепкого чаю себе заварил, почти чифиря: не уснуть бы. Все-таки поднялся он сегодня в половине пятого утра. Журналист бросился разбирать свои старые блокноты. Ни одну из записных книжек он за свою жизнь не выкинул – но и не пересматривал до сих пор ни разу. Они валялись в полном беспорядке в картонных коробках на антресолях. И блокнот с надписью «2000 год, Чечня» соседствовал с «1991 год, август; Белый дом и окрестности». Лишь через полтора часа – и после двух кружек чифиря – Полуянову удалось набрести на нужную записнуху. На обложке красовалась дата и тема: «Май 1997-й; детская киношкола». Слава богу, Диме хватило все-таки ума свои старые блокноты датировать. Иначе поиски растянулись бы на всю ночь. Так, посмотрим. Что ему тогда рассказывали – и что не вошло в статью? В первом же интервью с господином Воскресенским в редакционном буфете он обнаружил упоминание о знакомой фирме. О той, резиденцию которой он только что видел. Дима увидел пометку собственной скорописью. То была цитата из рассказа руководителя киношколы: «Нам стало помть СП, с нем. стар. – ЛГ «Ойленбург». Слава б.!!!» Слово «Ойленбург» выписано печатными буквами. Молодой Полуянов тщательно блюл азы журналистского ремесла: ни в коем случае не искажать имена собственные. Эту запись, из контекста ясно, он сделал, когда речь зашла о том, кто после наступления капитализма стал финансировать киношколу. И вот, явно со слов Воскресенского, Дима помечает: «Нам стало помогать совместное предприятие, с немецкой стороны – АГ «Ойленбург». Слава богу!» То же самое название он только что видел на двери отреставрированного особняка. Значит, финансовые помощники киношколы позарились в итоге на здание в центре столицы? И отобрали его?.. Значит, фирма «Ойленбург» тогда ловко воспользовалась скандалом вокруг Воскресенского? А может, даже сама спровоцировала его? Диму аж в жар бросило. Он ведь ни в чем, связанном с переделом собственности, тогда не стал разбираться. И, естественно, ничего в своей корреспонденции не написал… Но хватит бить себя ушами по щекам. Он сюда приехал совсем не за тем, чтобы делать работу над ошибками. Он ищет Воскресенского – человека, сошедшего с ума настолько, чтобы мстить за обиды почти десятилетней давности. Мстить – самым мучительным для жертв способом. Наказывать совершенно ни в чем не повинных людей… В поисках телефона или адреса былого вожака подростков Дима стремительно пролистывал блокнот. И вдруг ему в глаза бросилась знакомая фамилия. |