Онлайн книга «7 способов соврать»
|
Меня разбирает истерический смех. Лишь чудом удалось не расхохотаться. – Ладно, – отвечаю я, стараясь не выдать своего изумления. Чтобы я пошел на вечеринку… нарочно не придумаешь. – Спасибо. Девушки исчезают в столовой. Лукас мнется у двери, пристально рассматривая меня. – До свиданья, – подчеркнуто говорю я ему. Он не двигается с места: – Извини. – Я же сказал: все нормально. – Просто Дин в этом году – капитан команды, вот мы все и вынуждены мириться с его выходками и молчать. А через неделю соревнования, так он сейчас и вовсе на взводе… – Мне плевать. Лукас опешил. – М-м, – произносит он. – Наверное, имеешь право. Но ты все равно меня извини, ладно? Какой-то у него странный выговор, совсем не канзасский: согласные произносит с сильным придыханием, гласные плющит. И тон у него какой-то слишком встревоженный, торопливый, настойчивый, словно он боится хоть на секунду упустить мое внимание. Боже, до чего смешны люди, которые из кожи вон лезут. Я слишком долго медлю. Очевидно, он принимает это за приглашение продолжить беседу и представляется: – Я – Лукас Маккаллум. А тебя как зовут? – Валентин Симмонс. – Солидное имечко. – Он улыбается, и меня передергивает от отвращения. Его улыбка до идиотизма фотогенична, неестественна, как у голливудских красавчиков, которые сверкают зубами по любому поводу. Этому парню легко придется в жизни, ему все будут преподносить на блюдечке, потому что он выглядит как греческий бог. Я уже немного его ненавижу, и меня обескураживает его отчаянное желание утвердиться. Разве он, как и все люди с привлекательной внешностью, не привык к тому, что весь мир падает к его ногам без каких-либо усилий с его стороны? – Как жизнь, Валентин Симмонс? – спрашивает Лукас. – Так себе. Обедать иду. Я, отвернувшись, только собираюсь отойти от столовой, как он уточняет: – Не в столовую? Я бросаю на него презрительный взгляд через плечо. Говорят, не бывает глупых вопросов, а этот чем не пример? Ярчайший. – В столовой полно людей, которые мне совершенно не нужны, – холодно отвечаю я. Лукас разражается раскатистым смехом, словно я очень смешно пошутил. Я резко поворачиваюсь и, даже не думая скрывать злость, рявкаю: – Что? – Смешно, – отвечает он. – Разве это была не шутка? – Нет. Сказал как есть. – О, ладно. – Усилием воли он заставляет себя принять серьезный вид. – То есть ты обедаешь не в школе? – В школе. – А где же тогда? – А что? – Просто спросил. Необязательно анализировать мой вопрос. – О, – хмурюсь я, – ладно. У меня привычка все анализировать. Лукас снова улыбается, без всякой причины. В беспощадном свете вестибюльных ламп выделяются морщинки в уголках его глаз. Он весь дышит каким-то внутренним довольством. Не знаю, почему он так воспринимает жизнь, но это, должно быть, приятно. Возможно, он с какой-то другой планеты, где всегда светит солнце, все неизменно приветливы друг с другом, а на улицах резвятся радостные щенки. – На улице, – объясняю я. – Возле передвижных учебных классов. – Так холодно же?! – Лучше обедать на холоде, чем терпеть то, что там. – Я киваю на столовую. – Тупые разговоры, разборки «кто круче»… Лукас сдвигает брови. Что это? Удивление? Смятение? Раздражение? – Люди не так банальны, как ты думаешь, – возражает он. – Каждому есть что скрывать. – Ну конечно. – Я закатываю глаза. – Ты, я уверен, само воплощение таинственности. На этот раз он серьезен. Он, наверно, серийный убийца, усмехаюсь я. У него-то какие могут быть секреты? Люди, которые выглядят столь карикатурно счастливыми, интересными не бывают. Я запихиваю руки в карманы: – Ладно. Люди меня раздражают независимо от того, есть им что скрывать или нет. Сам я чудик и тоже никому не нравлюсь. Это взаимно. – Мне жаль, что так складывается, – говорит Лукас, склоняя голову. – Что? Не надо меня жалеть. Кому какое дело? Ерунда это все. – Я тряхнул головой. Зачем я вообще все еще болтаю с ним? Не удосужившись попрощаться, я иду прочь. Удаляясь, я слышу – мог бы в том поклясться, – как он бормочет что-то типа: – Вовсе не ерунда. Меня вызывают на собеседование в начале шестого урока. Я безумно рад, что мне представилась возможность ненадолго отлучиться с занятия. Наш учитель латыни подхватил простуду и постоянно чихает на тех, кто сидит в первом ряду. Я решил, что буду идти не торопясь в методический центр и обратно. Лучше уж бесцельно бродить по школе, чем подвергаться атакам чужой мокроты. По пути в методкабинет я рассматриваю агитационные плакаты кандидатов в президенты класса, которыми увешаны стены и шкафчики, а также лестничные перила. Их рисовали в основном не в меру усердные выдвиженцы из девятого класса, которых всего восемь человек. От одиннадцатиклассников всего три кандидата, одна из них – Джунипер. Меня удивляет, как она еще успевает заниматься общественной работой, но, если верить слоганам, Джунипер задалась целью победить на выборах: только ее плакаты выглядят более-менее представительными. Призывы Оливии пестрят квадратными буквами столь ярких цветов, что у меня слезятся глаза. А Мэтт Джексон на своих постерах шрифтом «комик санс» написал: «Только МЭТТ! Голосуйте за МЭТТА!». Миновав двойные двери, я покидаю новое крыло и перехожу в старое. Здесь нет зеркального стекла и вездесущего блеска. Через высокие окна на темный в оспинах пол падают узкие лучи света, словно прожекторы, освещающие сцену. Своим пластиковым пропуском я задеваю висячие замочки на шкафчиках, раскачивая их. Повезло тем, кто получил шкафчики в этой части школы. Они до того просторные, что в них можно прятаться, как это показывают во всех фильмах про школу, снятых до 2000 года. А парню моих габаритов в таком шкафчике было бы вполне удобно. Я мог бы поставить там симпатичный маленький столик, и у меня наконец появилось бы укромное местечко для чтения. Я быстро спускаюсь на первый этаж и вхожу в методический центр, состоящий из нескольких крошечных кабинетов. Моя мама, возглавляющая центр, сидит в приемной под плакатом с изображением замотивированного котенка. «ДЕРЖИСЬ!» – гласит надпись на нем. Котенок висит на ветке дерева с испуганным видом, словно его жизнь в опасности. – Привет, дорогой, – говорит мама. – На собеседование? – Да. – Я заглядываю за угол, смотрю на закрытые двери. – Вы действительно намерены опросить каждого ученика? Нас ведь больше тысячи. |