Книга 7 способов соврать, страница 52 – Райли Редгейт

– Валентин, – умоляющим тоном произносит мама, когда я выскакиваю из машины. Она спешит за мной с пакетами наперевес. – Откуда ты знаешь эту девушку? Вы друзья? Ты не пил, нет? Ведь мы с папой в отношении спиртного всегда стоим на твердой позиции: пить только дома, в кругу людей, которым доверяешь, и не садиться за руль.

Я отпираю входную дверь и, не оборачиваясь, отвечаю:

– С этой девушкой мы не друзья. Я оказался не в том месте не в то время, поэтому не надо…

– Валентин.

Мама входит в дом сразу же за мной.

– Что это за компания, с которой ты общался? Или нам нужно обсудить?..

– Ой, ради бога, – не выдерживаю я. Как она не понимает, что по одному-единственному инциденту нельзя судить о человеке? – Нет, я не пил, так что успокойся, пожалуйста, ладно?

У мамы трясутся губы. Она кладет покупки на пол и со всей дури шарахает дверью, захлопывая ее с громким стуком. Я вздрагиваю, удивляясь, как еще стекло в деревянной панели не треснуло.

– Я хочу понять, что происходит, – говорит она с дрожью в голосе. – Неужели не видишь? Неужели не видишь, как отчаянно я стараюсь? – Она протягивает руки, словно предлагает мне переполненное блюдо своих неудачных попыток. – Ты вообще представляешь, как мы с папой перепугались вчера вечером? Мы понятия не имеем, как ты проводишь свое свободное время. И вот ты впервые куда-то пошел – и сразу такое! Телефон молчит, ни одного сообщения за весь вечер, а в час ночи ты являешься домой бледный, как привидение, и говоришь, что какую-то девушку увезли в больницу с алкогольным отравлением. Как, по-твоему, мы должны реагировать?

Я не знаю, что ей сказать. Мама никогда не показывала своих материнских слабостей и страхов. Мне всегда казалось, она считает, что прекрасно справляется со своими родительскими обязанностями.

– Я в растерянности, – признается она, доблестно стараясь говорить бодро. – Если не хочешь больше встречаться с доктором Хоторном, дело твое, но…

– Не хочу, – категорично заявляю я. Ноги моей больше не будет в кабинете этого «врачевателя» душ. Я лишь один раз был у него на приеме и никогда еще не чувствовал себя таким обнаженным и униженным.

– И что теперь? – не унимается мама. – Что ты думаешь делать? Объясни, пожалуйста.

Я бы с радостью, но не могу. С трудом выдавливаю из себя:

– Джунипер уже дома. Жива-здорова. Все хорошо.

Я иду прочь по коридору. Мама в молчании стоит у двери. Из своего кабинета выглядывает отец, высоко приподнимая кустистые брови.

Я закрываю дверь своей комнаты и прислоняюсь к ней. Мне не хватает воздуха. Взгляд скользит по полкам, на которых книги расставлены в алфавитном порядке, падает на стол, где царит хаос и рядом с ноутбуком лежит открытая книга – толстый справочник по лимбической системе ^[54]. Все здесь кажется крошечным, стены – на расстоянии вытянутой руки, будто сдвигаются вокруг меня, внезапно вызвав клаустрофобию.

Из моей комнаты есть выход на боковое крыльцо. Я мог бы выйти отсюда на дорогу и идти, идти, пока не затерялся бы в хитросплетении улиц. Ушел бы на край света.

В кармане жужжит телефон. Достаю его, смотрю на экран, на котором высвечивается: Привет!

Сообщение от Лукаса, от парня, который обедал вместе со мной всю неделю и в пятницу уговорил меня обменяться номерами. Секунду поколебавшись, я отвечаю: Привет.

Как твой прекрасный вечер?

Не очень прекрасно.

Сочувствую! Это из-за вчерашнего? Или что-то случилось??

Я смотрю на вопросительные знаки и вспоминаю его возбужденный голос. Да, печатаю я и отправляю. Через некоторое время, так и не получив ответа, смекаю, что мое «да» несколько двусмысленно, и объясняю вдогонку: Мама слишком остро отреагировала на события минувшего вечера.

Ой-ой, пишет он в ответ. Надеюсь, она кишки из тебя не выпустила?..

Нет, с этим проблем не было. Меня больше беспокоит другое: выходит, долгие годы я ошибочно судил о том, что мои родители думают обо мне. Но рассказывать об этом в шутливой переписке я не могу.

Я швыряю телефон на стол и горблюсь над ним.

Порой я недоумеваю, почему мне так трудно общаться с родителями. Явно не по тем же причинам, по которым я избегаю своих одноклассников. С ними все просто и ясно: у меня не хватает терпения. А вот родители, в моем восприятии, отгорожены от меня толстой стеклянной стеной, и пытаться вступить с ними в контакт бесполезно. То же самое, в какой-то степени, можно сказать и о моей сестре, хотя она редко приезжает домой, так что возможности для общения с ней ограничены. Диана учится на последнем курсе в Дартмуте. Она шумная и бестактная, но ее все любят. О чем бы мы с ней ни говорили, она всегда заканчивала фразой «Ах ты маленький шиза» и ерошила мне волосы.

Конечно, я шиза. Особенно в сравнении с моими абсолютно нормальными родными.

Снова жужжит мой телефон. Выгляни в окно, написано в сообщении.

В груди как-то странно екнуло. Я отдергиваю шторы: на дороге стоит пикап, в кабине горит свет.

Ты не в своем уме, пишу я. Как ты узнал мой адрес?

Случайно проезжал мимо твоего дома и увидел твою машину!!! Надеюсь, я тебя не напугал. Не хочешь покататься, поделать что-нибудь??:D

С тобой кто-то есть?

Не волнуйся, затворник! Только я.

Я смотрю на дверь и пишу: Ладно. Иду.

Я выскальзываю на крыльцо и пересекаю двор, затем оборачиваюсь и смотрю на дом. Мама с папой в гостиной, омываемые теплым светом люстры, стоят близко друг к другу, сложив руки и опустив глаза, как на похоронах. Отец проводит ладонью по лысине. Мама качает головой, потрясывая седыми кудрями.

Я невольно замедляю шаг. С моей стороны эгоистично заставлять их волноваться обо мне.

Однако до сих пор я удачно спасался бегством. Я сажусь в машину Лукаса, и мы уезжаем.

– Куда мы едем? – спрашиваю я.

– Не знаю, – отвечает Лукас. – Когда я жил в Нью-Йорке, мы с друзьями иногда садились в первый попавшийся поезд, сходили на станциях со смешными названиями и бродили там – отыскивали крошечные магазинчики и чудные рестораны. Общались с незнакомыми людьми.

– Весьма опрометчиво и опасно.

– Не, на самом деле классно. Нас в компании было шесть человек, и, черт возьми, это того стоило. Те дни я помню лучше, чем что-либо еще. – Его голос полнится грустью.