
Онлайн книга «Дань кровью»
![]() Себры одобряюще зашумели: — Правильно, Гавро! Только так и надо! Будет знать, как с вонючими влахами связываться. Гавро размашистым шагом направился в дом. Хозяйским оком окинул светлицу, но, не найдя никого, тут же вышел наружу. — Где Зорка? — разъяренно заорал Гавро. — Где ее выродок? — За что ты его так, Гавро? Так-то ты за добро платишь? — Однако перед Богом все расскажут, — наконец подал голос кмет. — Вяжите их обоих и ведите в церковь. Перед Богом врать не смогут. Себры словно дожидались этой команды. Они набросились на Живковичей, связали им сзади руки, помогли подняться и повели. — Ничего, Гавро, на том свете сочтемся, — только и проговорил Андрия, сплевывая кровь изо рта. Когда их вели по улице, односельчане плевали им вслед и кричали проклятия, будто это и не они некоторое время назад почитали Живковичей как рачительных хозяев и уважаемых себров. Андрия с Драганой лишь дивились подобной перемене, но на оскорбления не отвечали. Процессия остановилась на площади перед церковью. — Последний раз спрашиваем, где Зорка и ее дитенок? — выступил вперед кмет. — Не знаем. Ну вот ей-богу, не знаем, — произнес Андрия. — Не смей поминать Бога, вероотступник! — завизжал Миливое. — Предать их анафеме! Да проклянет их Бог! Толпа, собравшаяся вокруг, зашумела, заревела: — Да проклянет их Бог! — А их-то за что? — Это Зорку надо проклинать. — Как за что? — За укрывательство. — На костер их! — На костер! Властелин Никола Орбелич стоял на крыльце своего дома, возвышавшегося рядом с церковью, и удовлетворенно наблюдал за происходившим. Его сын Стефан и вовсе затерялся в толпе. — Не надо их на костер. Они ни в чем не виноваты. Вот она я, пришла к вам на расправу. Усталый девичий голос каким-то образом прорезался сквозь неимоверный шум. Наступила гробовая тишина. Толпа медленно, словно боясь спугнуть, оборачивалась и широко раскрытыми глазами смотрела на ту, что произнесла эти слова. Перед ними стояла Зорица. Молодая, цветущая, с пышными распущенными волосами. Она прекрасно понимала, что отца с матерью не оставят в покое до тех пор, пока не расправятся с ней. Она не могла этого допустить. Едва они с Гргуром вышли за село и углубились в лес, Зорица остановилась и сказала, что не сделает отсюда больше ни шагу, пока брат не выслушает ее. И она рассказала ему все, от начала и до конца. И напоследок добавила: — Я очень прошу тебя, Гргур, отнеси малыша его прадеду Йовану. Его дом — крайний в катуне. Передай ему, что я до конца жизни любила Милко. А я должна вернуться. За своего Милко я готова пойти даже в огонь. Зорица говорила это таким тоном, что Гргур даже не стал ее отговаривать. Бесполезно. Он лишь скрепя сердце обещал исполнить ее просьбу. Они горячо попрощались. Зорица в последний раз покормила Милко, перепеленала и долго-долго смотрела на него… — Развяжите батюшку с матушкой. — Доченька! Девочка моя, зачем ты пришла? — Драгана зарыдала, рухнув на землю. — Зачем нужна мне моя жизнь, купленная ценой твоей? Андрия лишь бессильно повесил голову. В следующий миг толпа, позабыв стариков, окружила Зорицу. — Где твой выродок? — спросил ее кмет. — Это тебя мать выродком родила. А мой сын родился человеком, — гордо подняв голову, бросила в лицо кмету девушка. Тот завизжал от гнева. — На костер ее! А до ее выродка потом доберемся! Схватив Зорицу за обе руки, ее потащили к месту казни, где уже лежал заранее приготовленный сухой хворост, способный вспыхнуть от малейшей искры. Несколько в стороне были положены стволы деревьев, разрубленные на несколько частей. В землю был вбит деревянный столб и к нему пристроено небольшое возвышение. Тут же ударили в барабаны, затрубили в большие турьи рога. Зорица, уже простившаяся с жизнью, равнодушно шла к месту своей последней остановки на этом свете. Однако, увидев перед собой столб, приготовленный для нее, она вздрогнула и остановилась. — Иди, иди! — грубо толкнул ее в спину Миливое. Толчок был сильным и неожиданным. Зорица упала. Вставать ей не хотелось. Пусть бьют. Все равно умирать. Мир для нее провалился в бездну. Она ничего не видела и не слышала. Открыла глаза лишь тогда, когда почувствовала себя в чьих-то нежных объятиях. Это был Андрия. Кмет разрешил ему проститься с дочерью. Драгана же так и осталась рыдать на площади у церкви. — Батюшка, — бледные, обескровленные губы Зорицы с трудом шевелились. — Зорка моя ясная! — Отец обхватил ее своими большими руками и горячо-горячо целовал. — Батюшка! — Зорка вдруг очнулась, боясь, что может не успеть сказать самого главного. — Гргур отнес малыша в катун к деду Йовану… Это Милков прадед… Найдите его там… и прощайте… Больше Зорица ничего сказать не могла. Спазм перехватил ей горло. Она заплакала, но тут же вырвалась из объятий отца и встала. Поняв ее движение, к ней подошел Миливое, крепко, до боли, сжал ее руку и подвел к столбу. Тотчас же добровольные помощники привязали ее к нему веревкой. Миливое подали факел. Помощники разложили дрова и хворост вокруг привязанной Зорицы и отошли на безопасное расстояние. Но едва кмет приблизился к хворосту с факелом, раздался из толпы истошный женский крик: — Стойте! А как же без попа-то, без креста? Чай, не нехристь она какая. Без Бога-то умирать негоже. — Не нужен мне крест, — спокойно ответствовала Зорица. — И Бог ваш мне не нужен. Такой Бог, как этот. Тут же толпа заревела: — Это богохульство! Она еретичка! — Правду, видать, говорил старик богомил, что существует два творца — Бог, который печется лишь о праведном мире, про который попы нам трижды в день поют, и дьявол, вершащий все дела на земле. — Замолчи! — крикнул кмет, замахнувшись факелом. — И еще говорил богомил, — продолжала Зорица, — что дьявол построил мир по своей злой задумке — на шею бедняка себра посадил богатого властелина и заставил этого себра пинать ногами с дороги своего собрата влаха-пастуха, разжигая между ними ненависть, чтобы властела могла прочно сидеть на шее себра… Стефан Орбелич побледнел и хотел было уже вмешаться, но его опередил завизжавший от стремления выслужиться Гавро. — Что ты медлишь, кмет! — Он выхватил из рук кмета факел и бросил его на хворост. Пламя вспыхнуло мгновенно. Толпа охнула и отступила. Вот уже огромный и ненасытный огненный дракон лизнул нежную девичью кожу. — Я иду к тебе, Милко-о! — от этого предсмертного крика, казалось, содрогнулась гора за селом, и эхо донесло его до влашьего катуна. Воцарилась мертвенная тишина, прерываемая лишь сухим потрескиванием горящих сучьев. |