Онлайн книга «Мать»
|
Мать вздрогнула, но твердо ответила: - Знаю! Это краткое слово как будто осветило ее изнутри и сделало ясным все извне. Она облегченно вздохнула, подвинулась на лавке, села тверже… Мужик широко усмехнулся. - Я доглядел, когда знак вы ему делали, и он тоже. Я спросил его на ухо - знакомая, мол, на крыльце-то стоит? - А он что? - быстро спросила мать. Он? Сказал - много нас. Да! Много, говорит… Вопросительно взглянув в глаза гостьи и снова улыбаясь, продолжал: - Большой силы человек!.. Смелый… прямо говорит - я! Бьют его, а он свое ломит… Его голос, неуверенный и несильный, неконченное лицо и светлые, открытые глаза все более успокаивали мать. Место тревоги и уныния в груди ее постепенно занималось едкой, колющей жалостью к Рыбину. Не удерживаясь, со злобой, внезапной и горькой, она воскликнула подавленно: - Разбойники, изуверы! И всхлипнула. Мужик отошел от нее, угрюмо кивая головой. - Нажило себе начальство дружков, - да-а! И, вдруг снова повернувшись к матери, он тихо сказал ей: - Я вот что, я так догадываюсь, что в чемодане - газета, - верно? - Да! - просто ответила мать, отирая слезы. - Ему везла. Он, нахмурив брови, забрал бороду в кулак и, глядя в сторону, помолчал. - Доходила она до нас, книжки тоже доходили. Человека этого мы знаем… видали! Мужик остановился, подумал, потом спросил: - Теперь, значит, что вы будете делать с этим - с чемоданом? Мать посмотрела на него и сказала с вызовом: - Вам оставлю!.. Он не удивился, не протестовал, только кратко повторил: - Нам… Утвердительно кивнув головой, выпустил бороду из кулака, расчесал ее пальцами и сел. С неумолимой, упорной настойчивостью память выдвигала перед глазами матери сцену истязания Рыбина, образ его гасил в ее голове все мысли, боль и обида за человека заслоняли все чувства, она уже не могла думать о чемодане и ни о чем более. Из глаз ее безудержно текли слезы, а лицо было угрюмо и голос не вздрагивал, когда она говорила хозяину избы: - Грабят, давят, топчут в грязь человека, окаянные! - Сила! - тихо отозвался мужик. - Силища у них большая! - А где берут? - воскликнула мать с досадой. - От нас же берут, от народа, все от нас взято! Ее раздражал этот мужик своим светлым, но непонятным лицом. - Да-а! - задумчиво протянул он. - Колесо. Чутко насторожился, наклонил голову к двери и, дослушав, тихонько сказал: - Идут… - Кто? - Свои… надо быть… Вошла его жена, за нею в избу шагнул мужик. Бросил в гол шапку, быстро подошел к хозяину и спросил его: - Ну, как? Тот утвердительно кивнул головой. - Степан! - сказала женщина, стоя у печи. - Может, они, проезжая, поесть хотят? - Не хочу, спасибо, милая! - ответила мать. Мужик подошел к матери и быстрым, надорванным голосом заговорил: - Значит, позвольте познакомиться! Зовут меня Петр Егоров Рябинин, по прозвищу Шило. В делах ваших я несколько понимаю. Грамотен и не дурак, так сказать… Он схватил протянутую ему руку матери и, потрясая ее, обратился к хозяину: - Вот, Степан, гляди! Варвара Николаевна барыня добрая, верно! А говорит насчет всего этого - пустяки, бредни! Мальчишки будто и разные там студенты по глупости народ мутят. Однако мы с тобой видим - давеча солидного, как следует быть, мужика заарестовали, теперь вот - они, женщина пожилая и, как видать, не господских кровей. Не обижайтесь - вы каких родов будете? Говорил он торопливо, внятно, не переводя дыхания, бородка у него нервно дрожала и глаза, щурясь, быстро ощупывали лицо и фигуру женщины. Оборванный, всклокоченный, со спутанными волосами на голове, он, казалось, только что подрался с кем-то, одолел противника и весь охвачен радостным возбуждением победы. Он понравился матери своей бойкостью и тем, что сразу заговорил прямо и просто. Ласково глядя в лицо ему, она ответила на вопрос, - он же еще раз сильно тряхнул ее руку и тихонько, суховато засмеялся ломающимся смехом. - Дело чистое, Степан, видишь? Дело отличное! Я тебе говорил - это народ собственноручно начинает. А барыня - она правды не скажет, ей это вредно. Я ее уважаю, что же говорить! Человек хороший и добра нам хочет, ну - немножко - и чтобы без убытка для себя! Народ же - он желает прямо идти и ни убытка, ни вреда не боится - видал? Ему вся жизнь вредна, везде - убыток, ему некуда повернуться, кругом - ничего, кроме - стой! - кричат со всех сторон. - Я вижу! - сказал Степан, кивая головой, и тотчас же добавил: - Насчет багажа она беспокоится. Петр хитро подмигнул матери и снова заговорил, успокоительно помахивая рукой: - Не беспокойтесь! Все будет в порядке, мамаша! Чемоданчик ваш у меня. Давеча, как он сказал мне про вас, что, дескать, вы тоже с участием в этом и человека того знаете, - я ему говорю - гляди, Степан! Нельзя рот разевать в таком строгом случае! Ну, и ы, мамаша, видно, тоже почуяли нас, когда мы около стояли. У честных людей рожи заметные, потому - немного их по улицам ходит, - прямо сказать! Чемоданчик ваш у меня… Он сел рядом с нею и, просительно заглядывая в глаза ее, продолжал: - Ежели вы желаете выпотрошить его - мы вам в этом поможем с удовольствием. Книжки нам требуются… - Она все хочет нам отдать! - заметил Степан. - И отлично, мамаша! Место всему найдем!.. Он вскочил на ноги, засмеялся и, быстро шагая по избе взад-перед, говорил, довольный: - Случай, так сказать, удивительный! Хоша вполне простой. В одном месте порвалось, в другом захлестнулось! Ничего! А газета, мамаша, хорошая, и дело свое она делает - протирает глаза! Господам - неприятна. Я тут верстах в семи у барыни одной работаю, по столярному делу, - хорошая женщина, надо сказать, книжки дает разные, - иной раз прочитаешь - так и осенит! Вообще - мы ей благодарны. Но показал я ей газеты номерок - она даже обиделась несколько. «Бросьте, говорит, это, Петр! Это, говорит, мальчишки без разума делают. И от этого только горе ваше вырастет, тюрьма и Сибирь, говорит, за этим…» Он снова неожиданно замолчал, подумал и спросил: - А скажите, мамаша, - этот человек - родственник ваш? - Чужой! - ответила мать. Петр беззвучно засмеялся, чем-то очень довольный, и закивал головой, но в следующую секунду матери показалось, что слово «чужой» не на месте по отношению к Рыбину и обижает ее. |