Онлайн книга «Под алыми небесами»
Генерал ощетинился: – Где вы были? – Прогулялся, – сказал Пино. – С горничной. Куда вас везти? Лейерс смотрел на Пино так, будто готов был его прибить, но тут увидел в окно приближающуюся Анну. Генерал выдохнул и сказал: – К кардиналу Шустеру. 2 Двенадцать минут спустя Пино въехал во двор канцелярии, который сегодня оказался заполнен автомобилями. Пино удалось найти место для парковки, он вышел и открыл генералу дверь. – Вы можете мне понадобиться, – сказал Лейерс. – Oui, mon général, – ответил Пино и пошел за генералом по заснеженному двору, потом вверх по лестнице к двери. Генерал Лейерс постучал, дверь открыл Джованни Барбарески. Неужели молодому семинаристу удалось бежать еще раз? По Лейерсу невозможно было сказать, узнал ли он подделывателя документов, которого обошла децимация в тюрьме Сан-Витторе. Но Пино узнал его и пришел в ужас при мысли о том, что семинарист увидит его повязку со свастикой. – Генерал Лейерс к его высокопреосвященству. Барбарески отошел в сторону. Пино помедлил, потом прошел мимо семинариста, который внимательно разглядывал его, словно вспоминая. Пино поблагодарил Бога, что этого не случилось в тюрьме Сан-Витторе. Но Барбарески видел там Лейерса. Понял ли он, что генерал пытался остановить децимацию? Они вошли в библиотеку кардинала Шустера. Кардинал Милана стоял за своим столом. – Спасибо, что приехали, генерал Лейерс, – сказал Шустер. – Вы знаете синьора Доллмана? Пино изо всех сил старался скрыть удивление, глядя на еще одного человека в комнате. Вся Италия знала его. Высокий, изящного сложения, с неестественно длинными пальцами и напористой заученной улыбкой – фотографии Ойгена Доллмана часто появлялись в газетах. Доллман переводил для фюрера каждый раз, когда тот приезжал в Италию. Или когда Муссолини отправлялся в Германию. Пино начал переводить для Лейерса на французский, но Доллман остановил его. – Я могу переводить, кто бы вы ни были, – сказал Доллман, взмахнув рукой. Пино кивнул и попятился к двери, не зная, уходить ему, или оставаться. То, что он не вышел, заметил, кажется, один Барбарески. Доллман встал, протянул руку и заговорил с Лейерсом по-немецки. Генерал улыбнулся, кивнул и ответил. Обращаясь к кардиналу Шустеру, Доллман сказал по-итальянски: – Его устроит мой перевод. Попросить водителя выйти? Кардинал мимо Лейерса и Барбарески посмотрел на Пино. – Пусть останется, – ответил Шустер и взглянул на Лейерса. – Генерал, до меня дошел слух, что в случае отступления Гитлер собирается оставить здесь выжженную землю и разрушить немногие еще сохранившиеся сокровища Милана. Доллман перевел, Лейерс выслушал, потом быстро заговорил по-немецки. Переводчик переводил на итальянский: – Генерал тоже слышал об этом, и он хочет довести до сведения кардинала, что не согласен с такой политикой. Он инженер, он любит прекрасную архитектуру и искусство. Он возражает против дальнейших разрушений, в которых нет никакой нужды. – А новый фельдмаршал Фитингоф? – спросил кардинал. – Я думаю, нового фельдмаршала можно убедить повести себя правильно. – И вы готовы его убедить? – Я готов попробовать, ваше высокопреосвященство, – сказал Лейерс. – Тогда я благословляю вас на это, – сказал кардинал Шустер. – Вы будете меня информировать? – Буду, ваше высокопреосвященство. Должен также предостеречь вас, кардинал: не делайте резких публичных заявлений. Есть немало влиятельных людей, которые ищут повод поместить вас в тюрьму, а то и совершить что-нибудь похуже. – Они не осмелятся, – сказал Доллман. – Не будьте наивным. Или вы не слышали про Аушвиц? Лицо кардинала побледнело. – Это кощунство перед Господом. «Аушвиц? – подумал Пино. – Трудовой лагерь, куда отправлялись красные вагоны для скота?» Он вспомнил детские пальчики в щели вагона. Что сталось с этим ребенком? Со всеми остальными? Наверняка умерли… – До встречи, ваше высокопреосвященство, – сказал Лейерс и, щелкнув каблуками, развернулся. – Генерал? – окликнул его кардинал. – Ваше высокопреосвященство? – Берегите вашего водителя, – сказал Шустер. Лейерс пристально посмотрел на Пино, но потом, словно вспомнив что-то, смягчился и сказал: – А как иначе? Он напоминает мне моего погибшего племянника. 3 «Аушвиц». Это слово, это место, трудовой лагерь «ОТ» не выходили у Пино из головы, пока он вез генерала Лейерса в следующий пункт назначения – на завод «Фиат» в Турине. Он хотел спросить Лейерса, в чем заключалось кощунство, но побоялся, спасовал перед его возможной реакцией. Пино размышлял над этим и тогда, когда они встретились с Калабрезе, директором «Фиата», который отнюдь не был на седьмом небе от счастья при виде Лейерса. – Я ничего не могу сделать, – сказал Калабрезе. – Число случаев саботажа резко увеличилось. Мы больше не можем запускать конвейер. Пино думал, что Лейерс взорвется, но тот сказал: – Я ценю вашу честность и хочу, чтобы вы знали: я работаю над тем, чтобы защитить «Фиат». – Защитить от чего? – неуверенно спросил Калабрезе. – От полного разрушения, – сказал генерал. – Фюрер приказал в случае отступления оставлять выжженную землю. Но я принимаю меры, чтобы становой хребет вашего предприятия и вашей экономики сохранился. «Фиат» останется, что бы ни случилось. Директор задумался, потом сказал: – Я сообщу моему начальству. Спасибо, генерал Лейерс. 4 – Он оказывает им услуги, – сказал Пино позднее тем же вечером, сидя со своими дядюшкой и тетушкой на кухне. – Это его жизненный принцип. – По крайней мере, он помогает кардиналу Шустеру защитить Милан, – сказал дядя Альберт. – После того как ограбил все окрестности, – горячо сказал Пино. – После того как уморил людей работой. Я видел, что он сделал. – Мы знаем, что ты видел, – сказала тетя Грета, казавшаяся озабоченной. Да и дядя тоже выглядел обеспокоенным. – Что случилось? – спросил Пино. – Сегодня утром на коротких волнах передавали тревожные известия, – сказал дядя Альберт. – О концентрационном лагере в Польше. Как-то он называется – Ауш… не помню. – Аушвиц, – сказал Пино, чувствуя, как тошнота подступает к горлу. – И что? Дядя Альберт сказал, что, когда русские вошли в Аушвиц 27 января, часть лагеря оказалась взорвана, а все документы сожжены. Эсэсовцы, которые орудовали в лагере, сбежали, взяв с собой в качестве рабов пятьдесят восемь тысяч евреев. |