Онлайн книга «Фома Гордеев»
|
Он знал, что все они завидуют успеху Кононова, который из года в год увеличивает количество своих пароходов. Многие из них в ссоре друг с другом, все не дают пощады один другому в боевом торговом деле, все знают друг за другом нехорошие, нечестные поступки... Но теперь, собравшись вокруг Кононова, торжествующего и счастливого, они слились в плотную, темную массу и стояли и дышали, как один человек, сосредоточенно молчаливые и окруженные чем-то хотя и невидимым, но твердым, — чем-то таким, что отталкивало Фому от них и возбуждало в нем робость пред ними. «Обманщики...» — думал он, ободряя себя. А они тихонько покашливали, вздыхали, крестились, кланялись и, окружив духовенство плотной стеной, стояли непоколебимо и твердо, как большие черные камни. «Притворяются!» — восклицал про себя Фома. А стоявший обок с ним горбатый и кривой Павлин Гущин, не так давно пустивший по миру детей своего полоумного брата, проникновенно шептал, глядя единственным глазом в тоскливое небо: — «Го-осподи! Да не яростию твоею обличиши мене, ниже гневом твоим накажеши мене...» И Фома чувствовал, что человек этот взывает к богу с непоколебимой, глубочайшей верой в милость его. — «Господи боже отец наших, заповедавый Ною, рабу твоему, устроити кивот ко спасению мира...» — густым басовым голосом говорил священник, возводя глаза к небу и простирая вверх руки: — «И сей корабль соблюди и даждь ему ангела блага, мирна... хотящие плыти на нем сохрани...» Купечество единодушно, широкими взмахами рук осеняло груди свои знамением Креста, и на всех лицах выражалась одно чувство — веры в силу молитвы... Всё это врезалось в память Фомы, возбуждая в нем недоумение пред людьми, которые, умея твердо верить в милость бога, были так жестки к человеку. Его злила их солидная стойкость, эта единодушная уверенность в себе, торжествующие лица, громкие голоса, смех. Они уже уселись за столы, уставленные закусками, и плотоядно любовались огромным осетром, красиво осыпанным зеленью и крупными раками. Трофим Зубов, подвязывая салфетку, счастливыми, сладко прищуренными глазами смотрел на чудовищную рыбу и говорил соседу, мукомолу Ионе Юшкову: — Иона Никифорыч! Гляди — кит! Вполне для твоей особы футляром может быть... а? Как нога в сапог, влезешь, а? Хе-хе! Маленький и кругленький Иона осторожно протягивал коротенькую руку к серебряному ушату со свежей икрой, жадно чмокал губами и косил глазами на бутылки пред собой, боясь опрокинуть их. Против Кононова на козлах стоял бочонок старой водки, выписанной им из Польши, в огромной раковине, окованной серебром, лежали устрицы, и выше всех яств возвышался какой-то разноцветный паштет, сделанный в виде башни. — Господа! Прошу! Кто чего желает! — кричал Кононов. — У меня всё сразу пущено, — что кому по душе... Русское наше, родное — и чужое, иностранное,. всё сразу! Этак-то лучше... Кто чего желает? Кто хочет улиток, ракушек этих а? Из Индии, говорит... А Зубов говорил своему соседу, Маякину; — Молитва «Во еже устроити корабль» к буксирному и речному пароходу неподходяща, то есть не то — неподходяща, — а одной ее мало!.. Речной пароход, место постоянного жительства команды, должен быть приравнен к дому... Стало быть, потребно, окромя молитвы «Во еже устроити корабль», — читать еще молитву на основание дома... Ты чего выпьешь однако? — Я человек не винный, налей мне водочки тминной!.. — ответил Яков Тарасович. Фома, усевшись на конце стола, среди каких-то робких и скромных людей, то и дело чувствовал на себе острые взгляды старика. «Боится, что наскандалю...» — думал Фома. — Братцы! — хрипел безобразно толстый пароходчик Ящуров. — Я без селедки не могу! Я обязательно от селедки начинаю... у меня такая природа!.. — Музыка! Вали «Персидский марш»... — Стой! Лучше — «Коль славен»... — Дуй «Коль славен»... Вздохи машины и шум пароходных колес, слившись со звуками музыки, образовали в воздухе нечто похожее на дикую песню зимней вьюги. Свист флейты, резкое, пение кларнетов, угрюмое рычание басов, дробь маленького барабана и гул ударов в большой — всё это падало на монотонный и глухой звук колес, разбивающих воду, мятежно носилось в воздухе, поглощало шум людских голосов и неслось за пароходом, как ураган, заставляя людей кричать во весь голос. Иногда в машине раздавалось злое шипение пара, и в этом звуке, неожиданно врывавшемся в хаос гула, воя и криков, было что-то раздраженное и презрительное... — А что ты вексель отказался мне учесть — этого я по гроб не забуду! кричал кто-то неистовым голосом. — Бу-удет! разве здесь счетам место? — раздавался бас Боброва. — Братцы! Надо речи говорить! — Музыка — цыц! — Ты приди ко мне в банк, я тебе и объясню, почему не учел... — Речь! Тише... — Му-узыка, переста-ать! — «Во лузях»!.. — «Мадам Ангу»!.. — Не надо! Яков Тарасыч — просим! — Это называется — страсбургский пирог... — Просим! Просим! — Пирог? Н -не похоже... ну, все-таки я поем!.. — Тарасыч! Действуй... — Братцы мои! Весело! Ей-богу... — А в «Прекрасной Елене» она, голубчик, выходила совсем почти голенькая...— вдруг прорвался сквозь шум тонкий и умиленный голос Робустова. — Погоди! Иаков Исава — надул? Aгa! — Тарасыч! Не ломайся! — Тише! Господа! Яков Тарасович скажет слово! И как раз в то время, когда шум замолк, раздался чей-то громкий, негодующий шёпот: — Ка-ак он-на меня, шельма, ущипнет... А Бобров спросил громким басом: — 3-за к...какое место? Грянул хохот, но скоро умолк, ибо Яков Тарасович Маякин, вставши на ноги, откашливался и, поглаживая лысину, осматривал купечество ожидающим внимания, серьезным взглядом. — Ну, братцы, разевай уши! — с удовольствием крикнул Кононов. — Господа купечество! — заговорил Маякин, усмехаясь. — Есть в речах образованных и ученых людей одно иностранное слово, «культура» называемое. Так вот насчет этого слова я и побеседую по простоте души... — Смирно!.. — Милостивые государи! — повысив голос, говорил Маякин. — В газетах про нас, купечество, то и дело пишут, что мы-де с этой культурой не знакомы, мы-де ее не желаем и не понимаем. И называют нас дикими людьми... Что же это такое культура? Обидно мне, старику, слушать этакие речи, и занялся я однажды рассмотрением слова— что оно в себе заключает? |