Онлайн книга «Грузия»
|
ОЛЬГА. Но вы понимаете, Женя, что я очень — слышите ли? — очень люблю своего мужа? ЖЕНЯ. Да. Вы почитаете его, вы жить без него не можете, а вот… Эх, окажись я на вашем месте, не пришлось бы мне столько раз вляпываться во всякую гадость, прежде чем вернуться к своей шестнадцатилетней сущности… ОЛЬГА. Женя, а ваши родители? ЖЕНЯ. Их нет. Перед вами незаконная дочь вечно пьяного дон-жуана и мрачной старой девы, склонной к ипохондрии. Сидя у окна в моей родной московской квартире, я имела уникальную возможность видеть свой жизненный крест в натуральную величину. Мой крест — перекресток: направо пойдешь — в булочную попадешь, налево пойдешь — в ЖЭК попадешь, прямо пойдешь, слава богу, в книжный магазин, где работает подруга моей матери, попадешь. И, Оля, моя мать не так образованна, как вы, она не умеет рассказывать саги, не знает древней истории и у нее нет мужа — детского писателя. Она живет теперь в интернате для престарелых сумасшедших, а отец — я вообще не знаю, где живет. ОЛЬГА. Вы упрятали ее в сумасшедший дом? ЖЕНЯ. Она попала туда без моей помощи, а забирать ее оттуда у меня нет никакого желания. Вам дико это слышать? Ничего. Ведь это ваш сын сорок дней назад сиганул головой вниз черт знает с какого этажа, потому что духовная стерильность вашей семьи действует на иммунную систему хуже модной болезни. А я пришла к вам с улицы, и, когда что-нибудь непоправимое случится еще и с вашей дочерью, вы поймете, что моя… несвежесть, что ли… лучшая защита от непредусмотренных сюжетом воздействий окружающей Красную гостиную среды. Так что, видите ли, моя невинность — не от наивности. ОЛЬГА. Невинность? ЖЕНЯ. И мы с вами нашли друг друга — вот что интересно. Женя подходит к окну и чуть приоткрывает его. Не знаю, как ей, а мне холодно. ОЛЬГА. Какой ужасный туман! Сорок дней туман. ЖЕНЯ. Вот я приоткрываю окно и впускаю в комнату немножко этого тумана. Он бледнеет, бледнеет, растворяется и становится воздухом Красной гостиной, ха-ха! (Закрывает окно.) А что, нет ли у вас какого-нибудь родового бога, вроде Яхве? Честное слово, вы, как древние евреи, не доросшие еще до монотеизма и воображающие, что каждому роду или народу соответствует свой бог, причем ваш самый сильный… Появляется в дверях Маша в длинной ночной сорочке. У нее совершенно красные глаза. МАША. Папа! НИКОЛАЙ. Что? МАША. Ты ведь богатый? Очень? ОЛЬГА. О чем ты, Маша? И почему в таком виде? МАША. Женя говорит, что за Красную гостиную тебе государство платит деньги. Маша уходит. НИКОЛАЙ. Женя, что это значит? ЖЕНЯ. Только то, что я уже сказала о ваших книгах и о внешней идилличности вашего внутреннего мира — это как раз то, чем вы торгуете, чтобы накормить семью. Господи, да что ж я все болтаю… Я беременна. Вот. НИКОЛАЙ. То есть? От Димы? ЖЕНЯ. А что ж, я к чужим людям приехала с таким большим чемоданом? У Жени изменилось настроение, это видно по ее лицу и движениям. Она бросается к Николаю. ЖЕНЯ. У вас будет внук. Я, когда в прошлый раз приезжала, не знала еще этого. ОЛЬГА. Женя, но… ЖЕНЯ (Николаю). Вы меня не прогоните, правда? Я хочу… Мой сын должен воспитываться здесь, чтобы Ольга ему рассказывала старинные предания, а вам чтоб было опять, для кого писать сказки, да? НИКОЛАЙ. Конечно, Женя, раз такое дело, вы можете жить у нас. ЖЕНЯ. Вот… Вот я в первый раз в жизни счастлива! Я буду жить невесткой в вашем доме, если уж не могу вдруг сделаться вашей родной дочерью. НИКОЛАЙ (смеясь). Все же это нечто странное — дочерняя любовь к чужому мужчине. ЖЕНЯ. Да я и Дмитрия иногда любила какой-то именно дочерней любовью — через вас… Не знаю, как это объяснить, конечно, если б он был жив, я никогда не решилась бы родить от него ребенка, но теперь, когда его нет, я и без него могу стать вашей… вашей невесткой. Ой, как все хорошо. ОЛЬГА (Жене). Ну вот, а вы тут так шумели, напугали меня до смерти… ЖЕНЯ (Николаю). Вы сами-то понимаете, что за чудо вы тут создали? Понимаете, конечно, но мне лучше видно — поэтому я даже больше вас отвечаю за чистоту воздуха, а равно и за чистоту знака. НИКОЛАЙ. По-вашему выходит, мы здесь и не живем вовсе, а так — что-то означаем? ЖЕНЯ. В конечном счете ничего, кроме самих себя, но все равно — здорово! ОЛЬГА. Женя, будете еще умничать — родить вам учебник по философии. Я сразу слышу звонок, а они — только когда он повторяется. ОЛЬГА. Пойди, открой, Коля. Николай уходит и возвращается вместе с Андреем, у которого в руках большой портфель. АНДРЕЙ. Здравствуйте. НИКОЛАЙ и ОЛЬГА. Здравствуйте. ЖЕНЯ. Привет, Андрюша. АНДРЕЙ. Вот. Мне передали, что сегодня сороковой день, и что Женя здесь. Я тогда не успел приехать на похороны. ЖЕНЯ. Это наш однокашник. Он был Диминым соседом по общежитию. ОЛЬГА. Проходите, пожалуйста. Вы жили с ним в одной комнате? АНДРЕЙ. Нет. Там каждому дают отдельную клетку, очень маленькую, с такими тонкими стенками, что слышно даже дыхание соседа. ОЛЬГА. Вы, может быть, что-то знаете? АНДРЕЙ. Не больше, чем вы или Женя. ОЛЬГА. Это так ужасно, его привезли в закрытом гробу, он так страшно изувечен, что нам даже не позволили взглянуть на него. ЖЕНЯ. Я его видела. ОЛЬГА. Как — видели? ЖЕНЯ. Он лежал ничком и руки вот так под себя… Он даже не раскинул руки, когда падал. ОЛЬГА. Простите. Я пойду приготовлю что-нибудь. (Уходит.) АНДРЕЙ. Ой, Женя, ты покрасила волосы? ЖЕНЯ. Давно. АНДРЕЙ. А я ведь так и не видел тебя с тех пор. ЖЕНЯ. Ну и что? АНДРЕЙ. У меня еще поручение к тебе от нашего научного руководителя. (Николаю.) Простите, я говорю о таких вещах… НИКОЛАЙ. Ничего. Дело житейское, я понимаю. АНДРЕЙ (Жене). Ты совсем забросила занятия. Он очень недоволен. Ты вернешься к пятнице? |