Онлайн книга «Замок Орла»
|
На двух досках, прилаженных вдоль стены в соседней комнатенке, висела всевозможная начищенная до блеска кухонная утварь, до того громоздкая, что в кабачке было не повернуться. После того как несколько часов назад двое солдат уложили обессиленного старика на койку, он как будто заснул глубоким сном, и матушка Фент, прислушавшись к его ровному, спокойному дыханию, и сама вздохнула с облегчением. Заслышав барабанную дробь и трубы, возвестившие отбой, военные разошлись по казармам. И только часовые остались обходить дозором крепостные стены; они плотно кутались в широкие плащи, стараясь укрыться от нещадно хлеставшего ледяного дождя и безжалостных порывов ветра. Матушка Фент и Николя Большой сидели бочком друг к дружке в первой комнатенке, возле дотлевающего очага. Николя Большой сомкнул глаза, раскрыл рот и клевал носом и, берем на себя смелость сказать, ну совершенно ни о чем не думал. Кабатчица не сводила глаз с зарытого в кучу горячего пепла глиняного горшочка с каким-то варевом, которым она собиралась напоить монаха, когда он проснется. В состав этого снадобья, чудодейственные свойства которого не подлежат никакому сомнению, входило юрское вино, сильно подслащенное и сдобренное разными пряностями – корицей, гвоздикой – и мускатным орехом. Сие превосходное снадобье, которое мы назвали бы просто «бишоп», матушка Фент почитала как самое действенное и универсальное лекарство. Николя Большой охотно разделял эту точку зрения и был готов в любое время сказаться больным, лишь бы заполучить такое снадобье в изрядных количествах. Старуха уже в двадцатый раз помешала деревянной ложкой в горшочке, как вдруг заслышала едва различимый шорох в спаленке. Она опрометью кинулась туда. Монах только-только пробудился. Он успел подняться – и уже сидел на койке. – Добрая женщина, – проговорил он почти неслышно, – это вы, конечно же, сжалились надо мной, спасли меня и приютили… – Я сделала все, что могла, добрый отец мой. – И на том свете вам это зачтется стократ. – Как вы себя сейчас чувствуете, святой отец? – Лучше… много лучше. Ушибы хоть и болят, но силы, похоже, возвращаются. – Погодите, добрый отец мой, я вас живо поставлю на ноги. – Каким же образом? – Сейчас увидите. Матушка Фент вернулась в кабачок, выплеснула содержимое горшочка в оловянную кружку и, поднося ее монаху, сказала: – Выпейте, преподобный! – Что это? – Это жизнь и здоровье… Пейте! Сдобренное пряностями вино источало резкий пряный аромат. Монах не колеблясь разом осушил кружку. – Ну как? – полюбопытствовала старуха. – О, ваша правда!.. Это – жизнь… и я как будто заново родился… как будто свежая кровь разлилась по моим жилам… – Я же говорила! – воскликнула обрадованная кабатчица. – Думаю, скоро я встану на ноги и смогу ходить, – продолжал монах. – Правда? – Всю боль как рукой сняло. – Слава тебе, Господи! – Надо бы попробовать прямо сейчас… – Попробуйте, святой отец, чего проще… а после снова приляжете. Монах слез с койки – не без труда и шатаясь, сделал несколько шагов. – Может, обопретесь на мою руку? – предложила матушка Фент. – Я подвела бы вас к огню – посидели бы немного. – Который сейчас час? – Девять с половиной. – Ну что ж, идемте. Монах с кабатчицей не спеша перебрались в соседнюю комнату. Оставшись в одиночестве, Николя Большой тотчас уснул. Мать резко растолкала сына, согнала со скамейки и предложила ее монаху. Бедный малый молча забился в угол и снова заснул. Монах со стонами и вздохами сел на его место. – Вам все еще больно, отец мой? – спросила старуха. – Да уж, больнее, чем казалось только что… Я весь разбитый. – Ох!.. – воскликнула матушка Фент, с возмущением вспомнив давешние события. – Ох уж мне эти нехристи – так обойтись со святым человеком, досточтимым служителем Божьим!.. Будь они прокляты, окаянные!.. – Не будем никого клясть, добрая женщина, – прервал ее монах. – К тому же если кого и надобно пожалеть, то не меня. – А кого же? – Бедного молодого брата, попутчика моего, послушника, ведь ему только двадцать стукнуло, а эти заблудшие чада уволокли его с собой на заклание. Матушка Фент обхватила лицо обеими руками. – На заклание… – повторила она, – послушника!.. Господи, неужто такое возможно? – Увы, точнее не бывает. – Но скажите мне, преподобный отец, за что вас так эти безбожники? Почто они напали на вас и едва не лишили жизни? Эх, ладно были бы вы управляющими при знатных сеньорах или сборщиками податей, тогда понятно… Но вы-то… – Как видно, добрая женщина, злодеи (да примет Господь их покаяние!) прознали, что у нас с собой золота нынче было столько, сколько не снилось ни сборщикам податей, ни управляющим при знатных сеньорах. От удивления матушка Фент широко распахнула свои маленькие глазки. – Золота… – повторила она, – и откуда же столько? – Сами мы из Кюзо, да вы, верно, по рясе моей уже догадались. – Да, добрый отец. – Я хранитель монастырской сокровищницы, и мы, на пару с послушником, несли в аббатство в Во-сюр-Полиньи деньги – должны были передать их тамошнему настоятелю. – И много денег? – Десять тысяч ливров. Матушка Фент всплеснула толстыми ручонками. – Десять тысяч ливров!.. – повтоила она. – Господи Боже мой! Пресвятая Дева Мария! Боже правый!.. Десять тысяч франков!.. – Увы, да, добрая женщина, все так и есть. Половину спутник мой нес в кожаном мешке под рясой, а остальное – я у себя в мошне… – И они все забрали? – По крайней мере, им так показалось. – Выходит, они просчитались, добрый отец? – Да, и вот как. Когда они набросились на меня, чтобы отбрать мошну, я собрался защищаться – та в потасовке развязалась, и добрая часть ее содержимого высыпалась. – И они ничего не заметили? – Нет. – Вы точно знаете, преподобный? – О, точнее некуда. Да вот, сами взгляните. Старый монах порылся в кармане рясы, достал дюжину золотых и положил на ладонь матушке Фент. – Вот, – продолжал он, – подобрал на земле, когда только-только очнулся первый раз. Возьмите это золото, оно ваше… от меня. |