
Онлайн книга «Потому что люблю тебя»
– Даша, что тебе надо? – Алымов нарочно назвал ее настоящим именем: Дара терпеть этого не могла. Но сейчас словно не услышала. – Поговори со мной, Алымов. Пожалуйста. А то кругом одни волки, того и гляди – порвут. Один ты человек. – Ты преувеличиваешь. Полно нормальных людей. И о чем нам с тобой разговаривать? Ты давно сказала все, что хотела. Дара вдруг как-то передернулась, и на секунду ее невозмутимое лицо исказилось гримасой такого горького отчаяния, что Алымов даже испугался. – Ну-ка, пойдем! – Он отвел ее в сторону и встал так, чтобы загораживать Дару от публики. – Может, сядешь? Хочешь чего-нибудь? Вина, водки? – Воды, – с трудом выговорила Дара. Сейчас Сергей ясно видел, что в ней есть какой-то трагический надлом, и не понимал, в чем дело. Он принес воду, Дара взяла, но пить не стала и продолжала стоять, глядя в пространство. – Даша, что случилось? Она перевела на Алымова взгляд и медленно произнесла: – Сейчас ты посмеешься. Я влюбилась. Смешно? – Не особенно. Что тут смешного? – Сегодня… Сегодня девятый день. А я хожу тут, дура силиконовая, и улыбаюсь всяким козлам. Если бы не ты! Хоть в петлю. – О чем ты говоришь? Какой девятый день? – Девятый день, как нет моего мальчика. Моего Славика, моего Санни! Похоронили. В земельку зарыли. А я даже повыть над гробом не могла. Девятнадцать мальчику только исполнилось. А мне-то уже тридцать один! Но так любили друг друга, не представляешь! Он из кордебалета, такой талантливый, такой милый… Все его звали Sunny! Закатилось солнышко… – Что же случилось? Дара вдруг приблизилась к уху Алымова и прошептала еле слышно: – Мой его убил. Заказал. Алымов отшатнулся: – Да ладно тебе! Сейчас же не девяностые! – Я точно знаю, это он. – Господи… – Я знаю, это мне наказание. За тебя. – Ну, ты-то жива, допустим! – Ты думаешь, я жива? – Извини, зря я это сказал. – Ничего, заслужила. Сережа, прости меня! Пожалуйста. – Я не держу на тебя зла. – Ты простил? – Тебе так нужно мое прощение? – Да, очень. – Ну хорошо, я тебя прощаю. – Спасибо! Спасибо тебе, дорогой! И что простил, и что выслушал. А мог и послать куда подальше. Спасибо. Получается, ты мой единственный друг. Совсем не с кем поговорить. Как в пустыне живу. Ты скажешь – сама виновата, и будешь прав. – Не скажу. Они стояли у окна и разговаривали очень тихо, светски улыбаясь друг другу, так что со стороны даже предположить было невозможно, о чем именно ведет разговор эта пара: элегантный мужчина в смокинге и бриллиантовая красавица. – А знаешь, что самое ужасное? Я беременна. Восьмая неделя. И не знаю, от кого из них. И что делать, не знаю. Муж, конечно, первым делом генетическую экспертизу запросит. Но если ребенок от Славочки, никакая экспертиза не понадобится. – Почему? – Санни – мулат. У него отец афроамериканец, мама русская. Так что сам понимаешь, какой ребенок у меня может родиться. Но я не этого боюсь! Ну, выгонит он меня, так и хрен с ним. А если от него ребенок? Да еще сын? Он же меня никогда не отпустит! А если и отпустит, то ребенка не отдаст, понимаешь? «Кто бы мог подумать, что именно так все обернется?» – вздыхал Алымов, возвращаясь домой. Он был уверен, что Дара далеко пойдет – с ее-то красотой, энергией и талантом. А вон что вышло. О том же думала и Дара, глядя пустым взглядом в окно автомобиля: могла ли она представить, что именно Алымову будет плакаться в жилетку?! Получается, он – единственный близкий ей человек, чуть ли не брат! А ведь было время, когда она просто лезла на стену, сначала от желания, потом от раздражения. Как же чудовищно он ее бесил! Своим занудством, чистоплюйством, замшелой честностью! Вечно витал в облаках! Чистенький московский мальчик, маменькин сынок, белоручка – что он мог знать о настоящей жизни, о ее грязи и мерзости?! Ничего. Да и в постели оказался весьма примитивен. Взрослый мужик, а наивный, как школьница. Ничего, потом вошел во вкус. Дара усмехнулась, вспомнив, какое жгучее удовольствие доставляло ей сексуальное просвещение Алымова – усмехнулась и тут же чуть не скорчилась от боли, пронзившей насквозь: Санни! Славик, мальчик мой! Солнышко мое! Словно увидела его перед собой: карие глаза с очень яркими белками, белозубая улыбка, ямочка на щеке… Гладкая шоколадная кожа, от запаха которой она сходила с ума… Его поцелуи, его смех, его нежность… Как теперь жить?! Как?! «Господи, прости меня, грешную! – взмолилась Дараю – Прости! Ни одного мужика к себе не подпущу, в отрепьях босая ходить стану, землю есть буду – только пусть ребенок будет от Славика! Ну, пожалуйста, Господи, что тебе стоит!» И она впилась зубами в костяшки пальцев, сжатых в кулак, чтобы не заорать в полный голос. – Вам нехорошо, Дарья Алексеевна? – спросил шофер, и Дара с ненавистью взглянула в его бритый затылок. – Просто прекрасно. За дорогой следи! Приехав домой, она сразу прошла в ванную, больше похожую на небольшой мраморный дворец, и стала под душ. Тонкие жесткие струи секли ее кожу, как розги, а она все увеличивала и увеличивала напор воды, рыдая в голос от горя – ничего, никто не услышит: рядом, из музыкального центра, стоящего у зеркала, вовсю надрывался Фредди Меркьюри: «Outside the dawn is breaking, but inside in the dark I’m aching to be free! The Show must go on…» [10]. Наконец, она вытащила себя из душа, подсушила волосы, нанесла на лицо крем и долго смотрела в зеркало, ничего там не видя. Потом накинула халат и поплелась в спальню. – Ну, как развлекалась сегодня? Муж лежал в ее постели, закинув руки за голову, и Дара внутренне застонала: ну почему, почему его принесло именно сегодня?! Или он специально? – Нормально. Премию получила за «Кабаре». – Молодец. Ну-ка! – Он выразительно шевельнул бровью. Дара покорно развязала пояс и скинула халат. Она стояла перед ним обнаженная и опустошенная – совершенное создание природы, слегка подправленное пластическим хирургом, сексуальная кукла, живая игрушка… подстреленное животное, истекающее кровью. – С кем общалась? Дара не стала врать – все равно он уже наверняка знает, и перечислила всех, с кем перекинулась хотя бы парой слов. – О, даже с господином Алымовым! И он тебя не придушил? – Как видишь – нет. |