
Онлайн книга «Для кого цветет лори»
— Я хочу узнать тебя, — тихо сказала Оникс. — Расскажи мне. — Что? Он все-таки поймал ее руку губами, тронул тонкие пальцы. — Что угодно. О себе, своей жизни. Ран молчал, задумчиво прижимая ее руку к своим губам. — Не хочешь? — осторожно спросила Оникс. — Хочу, — вздохнул Лавьер. — Но… Я не знаю, что рассказать тебе. И это странно. Мне всегда казалось, что моя жизнь наполнена событиями, действиями, людьми… А сейчас я перебираю все это и понимаю, что мне совершенно нечего рассказать тебе. Словно я и не жил… Не могу найти ничего, что тебя не испугало бы или не отвратило. Пытаюсь посмотреть на свою жизнь твоими глазами и понимаю, что лучше бы тебе ничего о ней не знать. Оникс снова провела ладонью по его лицу. Она оценила то, что он сказал. — Тогда расскажи о своем детстве. — Это тоже не слишком радостная история. — Все равно расскажи. Сколько тебе было, когда ты попал в цитадель? — Ты упрямая, раяна, — он снова улыбался. — Ну хорошо. Мне было шесть. — Тебе было страшно? — она не удержалась и снова провела ладонью по его щеке. Ран прищурился, словно кот. — Пожалуй, — протянул он. — Немного. Хотя скорее — интересно. Я был рад пробуждению дара и тому, что меня везут в Долину Смерти. — Не могу представить тебя ребенком, — Оникс поерзала, устраиваясь удобнее на его коленях. — Совсем не могу. Даже подростком. Дети — они слабые, нежные, трогательные. А ты словно камень… — Ты говоришь об обычных детях, — Лавьер усмехнулся. — Сумеречные даже в детстве не слабые и не трогательные, поверь мне. Слабые в цитадели не выживают. — Это ужасно, — она хмурилась, неосознанно чертя линии на его груди, обтянутой тонкой рубашкой. — Так не должно быть. У детей должно быть детство, а не выживание! — Такое детство не может подготовить к жизни Сумеречного. А то, что дают в цитадели, может. — То есть тебе не жаль? — Оникс смотрела на него во все глаза. — Не жаль, что твоя жизнь была такой? Ран покачал головой. — Я не жалею. Ни капли. И благодарен цитадели, раяна. Я стал тем, кто я есть, благодаря ее урокам. Я не жалею о прошлом. Жестокость — это оправданная необходимость, Оникс. Сумеречные — оружие империи, они не имеют права быть слабыми. Тех, кто не способен быть оружием, лучше уничтожить сразу, до того, как они дадут слабину в важный момент. — Это чудовищно! — Нет, — Ран покачал головой. — Это необходимо. — Как и убийство тех людей, после Ритуала Теней? — тихо спросила Оникс. Ее ладонь замерла, и Ран снял ее со своей груди, поднес к губам. И поцеловал пальцы с такой нежностью, от которой у Оникс защемило сердце. И которая совсем не вязалась с мгновенно ставшим жестким взглядом. — Да. И все. Просто «да». Ни оправданий, ни объяснений, ни попыток внушить ей, что он прав. Просто «да». И ей оставалось с этим лишь смириться. Оникс закусила губу, отвернулась. Да, отношения с ним точно не будут простыми. Но они оба так устали воевать… Его губы целовали раяне пальцы, каждый в отдельности, нежили ее ладонь. — Моя очередь задавать вопросы, — негромко сказал Лавьер. — Теперь поговорим о тебе, Оникс. Она пожала плечами, скрывая улыбку. Привычка приказывать, похоже, въелась Лавьеру в кожу. — Ничего интересного. Я была самой обычной девочкой. Непоседливой и чрезмерно любопытной, как утверждала Марвея. Любила гулять на скалах. — Она слегка оживилась, вспоминая. — Там была пещера. За Обителью, но я лишь видела ее, а добраться не могла, скалы обросли скользким мхом и были почти отвесными. А я хотела добраться! — девушка улыбнулась. — Думала, что там спрятано драконье золото и если я его достану, то мы сможем отремонтировать Обитель, а еще накупить в долине всяких вкусностей. — Она тихо рассмеялась. Лавьер смотрел не отрываясь, боясь пошевелиться. Оникс была такой… расслабленной. На ее губах блуждала улыбка, а в глазах светилась радость воспоминаний. И ему нравилось смотреть на нее такую. — Даже не сомневаюсь, что однажды ты все-таки добралась до той пещеры, — пробормотал он. — Да, — Оникс лукаво улыбнулась. — Надо признать, это было непросто. Но внутри не оказалось ни дракона, ни золота. Только летучие мыши. — Она рассмеялась. — И мне пришлось сидеть там три дня, потому что я не могла слезть! Бедным монахиням пришлось плести веревочную лестницу и забрасывать мне, чтобы я могла спуститься! — Оникс снова улыбнулась и запнулась. — Почему ты так смотришь на меня? — Я… — его голос внезапно охрип, и раяна застыла, глядя в его глаза. Завороженная его взглядом, в котором бился ответ. Но Ран качнул головой и потянулся к бокалу с водой. — Хочешь, мы навестим твою Обитель? Когда… все закончится. — Поеду туда, где выросла? — сердце Оникс подпрыгнуло от волнения. — Поедем, — поправил Лавьер. — Да, если хочешь. — И в качестве кого я туда поеду? — Оникс закусила губу, настороженно глядя на айда. Он снова чуть улыбнулся. — В качестве повелительницы империи. — Небесные… — пробормотала она. — Я не понимаю! — Слова вырвались, хотя она и не собиралась спрашивать об этом. — Не понимаю! Зачем? Почему я? Из-за лори? — Лори? — Лавьер нахмурился. — Мне плевать на цветок. Я не собираюсь его использовать. — Тогда зачем? — с отчаянием спросила Оникс. — Разве ты не понимаешь? — он смотрел так странно… — Я хочу дать тебе что-то, Оникс. Взамен того, что забрал. — Что? Она так удивилась, что слова испарились из головы. Дать ей что-то? Посадить ее на трон империи, окружить роскошью и почетом, но оставить в клетке? — Взамен свободы? Его губы сжались, а лицо стало замкнутым. — Свобода… Ты так хочешь ее? Хочешь жить одна, на том берегу, в доме, где все пропахло рыбой? Это твоя свобода, Оникс? — Да! — она попыталась слезть с его колен, но Лавьер не позволил, удержал. Его тело словно закаменело, а руки сжались, словно прутья клетки. Хрупкое перемирие рушилось на глазах, шло трещинами. — Там у меня был выбор! И лучше жить там, чем… — Чем со мной? — уточнил он тихо. Оникс застыла. Лавьер смотрел ей в глаза и медленно разжал руки. Словно делая над собой усилие. Позволяя встать и уйти. Она осталась. И темноты в его глазах стало чуть меньше. — Нет. — Оникс вдохнула. Он медленно изогнул бровь. — И что же это значит, раяна? — негромко спросил он. Ран не двигался. Не пытался притянуть ее ближе, не пытался обнять. Просто смотрел. Но она чувствовала, как он напряжен. Тело под ней словно окаменело. |