Онлайн книга «Голубятня на желтой поляне»
|
Я покачал головой. — Ты что, честное слово дал не удирать? — с пониманием спросил Янка. — Не давал, но… — я пожал плечами. — А мы уже от колеса и от крыла наточили порошка, — сказал Янка. — Вот… — Он достал из кармашка бумажный пакетик, развернул. Я увидел горсточку серебристой пыли. "Конечно, — подумал я. — Они и без меня справятся. Юрка даже рад, что под ногами не путаюсь". — Ну и молодцы, — мрачно сказал я. Юрка беззаботно зевнул: — Мы же не виноваты, что тебя посадили… А вечером пойдёшь? Надо якорь точить. — Тётушка, наверно, не пустит… — Попробуй как-нибудь. А то в церкви мы без тебя заплутаем. — Разве нельзя подождать три дня? Юрка объяснил: — Мы там на разведке были. Смотрели, как пробраться. Дверь, конечно, заперта, но в одном окне решётка отогнута и стёкол нет. Это сегодня. А завтра вдруг заметят и починят? Надо использовать момент… В общем, если сможешь — в одиннадцать у церкви. Они убежали. А я прямо заметался. Ну, не мог я так жить, не мог без Юрки! Я позвал тётю Вику и скрутил в себе гордость. Стал упрашивать, чтобы отпустила. Она слушала внимательно, однако была непреклонна. Тогда я пошёл на жуткое унижение. Зажмурился, задержал дыхание и выдавил: — Прости, пожалуйста. Я больше не буду. Не помогло! — Больше и не надо, — сухо сообщила тётя Вика. — Достаточно того, что ты натворил. Сиди. И обдумывай свою вину. Я стиснул зубы и стал обдумывать. Виноват я? Виноват. Стащил машинку без спросу. Но почему без спросу? Потому что просить было бесполезно. Ах, это память о дедушке! О дедушке, кроме машинки, памяти полно: и портрет, и книги, и дипломы на стене, и шкаф с письмами учеников. Целая комната памяти. Это во-первых! Во-вторых, дедушка был общий. Значит, и мой тоже. А почему же мне запрещается брать его вещи? Этими мыслями я себя немного оправдал. Конечно, если бы я высказал их тёте Вике и бабушке, они сразу бы доказали, что я всё равно виноват. Но бабушка не заходила, а тётя Вика зашла на несколько секунд — молча поставила на стол мой ужин. "Ладно! — подумал я. — Если так, ладно…" Без пятнадцати одиннадцать я поднял в окне раму и прыгнул во двор. Скользнул к забору. Дуплекс в будке лениво застучал хвостом. Я вытащил его за ошейник, быстро обнял. — Дуплекс, ты меня прости… Потом я махнул через забор. Я бежал и думал, что ребята уже у церкви и что они совсем не ждут меня. Ладно, а я вот он… А потом пускай хоть что будет! На Зелёном спуске я услышал впереди себя частый топот. В свете окон мелькнула синяя майка и светлые волосы. — Янка! Постой! — Гелька! Мы побежали рядом. Янка смеялся: — А я играл, играл, потом смотрю — времени-то уже ой-ёй! Выскочил, даже смычок не положил… Он размахивал на бегу длинным смычком, как шпагой. Я подумал — чего мы так несёмся? Теперь-то Юрка нас подождёт. Капитанская церковь стояла у маленького пруда, на плоском берегу. Вода подходила вплотную к одной из стен. Стены, колокольня и купола были обшарпанные, забор из кирпичных столбов с решёткой покосился и поломался, у фундамента росли метровые сорняки. Но сейчас, при свете яркой луны, церковь была таинственной и красивой. Тянул ветерок, бежала к берегу маленькая рябь, и казалось, что церковь плывёт над водой. Мы посидели в кустах сирени, огляделись. Кругом не было ни души. Только ночные кузнечики трещали с такой же силой, с какой светила луна. Просто уши чесались от их сухого трезвона. Мне что-то не очень хотелось в тёмную внутренность церкви, где могила. Конечно, сейчас не времена Тома Сойера и никто не верит в привидения и гуляющих мертвецов. Но всё-таки… Ерёма вот про каких-то ведьм рассказывал. Может, и тут… Но гораздо страшнее будет, если о таких моих мыслях догадается Юрка. Поэтому, когда он прошептал "пошли", я лихо бросился к теневой стороне церкви. Здесь было нужное нам окно. У стены мне сразу стало не до страха. Юрка, конечно же, выбрал окно, под которым самый колючий татарник и самая жгучая крапива. Я свечкой взвился из сорняков, вцепился в высокий подоконник и зацарапал по штукатурке сандалиями и коленями. Они скользили. Стена оказалась покрыта тонкой пластиковой плёнкой. Вот про какую консервацию говорила тётушка! Плёнка защищает от дождей и ветра кирпичи и штукатурку старых зданий. Я царапался на стене, пока Юрка не подтолкнул меня в пятки. Я вцепился в решётку и оказался на подоконнике. Юрка подхватил и буквально кинул ко мне Янку. Протянул мне напильник. — Смычок… — сказал Янка. — Пускай в траве полежит, что ему сделается… — Нет, — сказал Янка. — Нельзя так. Юрка молча протянул смычок. Легко забрался к нам. — Гелька, давай первый. Ты там всё знаешь. А что я знал? Заходил один раз на несколько минут, ничего толком не запомнил… Ну, ладно. Я стал протискиваться между квадратными прутьями решётки. Сорвал на рубашке пуговицы и слегка ободрал живот. Наконец пролез, посветил на каменный пол и прыгнул — в холод пустого кирпичного помещения. Плиты крепко стукнули по подошвам. Сразу же рядом легко скакнул Янка. А Юрка, видимо, застрял: сопел и возился в окне. Жёлтые круги от моего и Янкиного фонариков заметались по церкви. Но и без фонариков было светло. В решетчатые окна светили сразу две луны. Одна с высоты, другая из пруда — отражённая. От настоящей луны упирались в пол и стены снопы тонких лучей. А отражение бросало снизу вверх рассеянный дрожащий свет, который поднимался к самому куполу. Под куполом тоже светились окна — узкие, как щели… Юрка наконец прыгнул рядом с нами — так, что под куполом загудело. Мы даже присели и притаились на полминуты. Выключили фонарики. Потом Юрка недовольно прошептал: — Ну, где тут… Я помнил, что могила, кажется, налево от входа. А где вход-то? Ага, вон там… Мы пошли вдоль стены. Она была заставлена двухметровыми штабелями ящиков и картонных коробок. Но штабеля были не сплошные и не везде примыкали к стене. Между стеной и ящиками оставались проходы. Мы ёжились от холода и пробирались по этим проходам. Светили фонариками в щели. И вот луч нащупал наклонный брус, тяжёлое кольцо и цепь с перемычками в звеньях. — Здесь… — Тут не повернёшься, — пробормотал Юрка. Мы стали хватать и складывать в стороне коробки, они были очень лёгкие, только одна оказалась увесистой. Скоро ниша открылась. Плита и трёхметровый якорь оказались на виду. Свет фонарика будто вылепил на плите выпуклые буквы. |