Онлайн книга «Синий треугольник»
|
— А… что бы вы хотели сделать? — В том-то и дело, что никто ничего не хотел. И не хочет. Об одном только договорились: никогда не ссориться, маленьких не обижать и не приставать ни к каким ребятам… Это для того, чтобы выжить. Иначе нас давно бы изничтожили, без такой вот… связки… — Ну… иди, раз такая "связка". Только не гуляй там допоздна. Он обрадовался: — В семь часов вечера — как штык! И правда вернулся точно. Однако это утешения мне не принесло. Я принюхался. — Дитя мое! Что за подозрительный запах от тебя исходит? — Куртка дымом пропиталась, у костра сидели. — А пасть твоя пропиталась табаком… Нет, ты не отворачивайся! Петька не стал отпираться: — Я маленько. Это такой… обычай. Вроде как трубка мира, символически. — А если я тебе сейчас надаю по шее? И не символически, а всерьез! Он дурашливо надул губы: — Я больше не буду… — Не ломайся! — Ну, я правда не буду. Честное слово. — Конечно, не будешь! Потому что ни на какие Пристаня? больше ни ногой! Петька не стал спорить. Завел патефон и поставил пластинку с песней "Я на подвиг тебя провожала…". Это из давнего-давнего фильма "Остров сокровищ". Намек какой-то, что ли? Весь вечер Петька молчал, а утром объявил, что опять собирается на Пристаня?. Причем на этот раз вместе с Кысом. По этому четвероногому там, видите ли, соскучилась маленькая Дайка. Я, разумеется, на дыбы: — Никаких Пристаней, никаких Даек! — Ну, Пит… — Я сказал! Тогда он ощетинился, как никогда раньше. Скинул с плеча куртку, расставил ноги, сощурил мокрые глаза: — А какое ты имеешь право запрещать?! — Выходит, не имею? Ну… тогда иди к… этой шпане! Хоть на всю жизнь! Петька зазвеневшим голосом крикнул: — А что ты знаешь про них?! Ты же… ничего! А я там целое лето жил! Что ты знаешь про Китайца? Шпана, да? А он меня все это время поил-кормил! Как своего! А ребята? Я бы без них подох! Что ты знаешь про Витьку Чижа или Скрипача?! Они для меня свежую малину воровали на рынке, когда я от кашля помирал! Или, думаешь, они глупые? Да они, может, не меньше тебя разбираются во всяком таком… и в многомерных пространствах, и в бессмертии души!.. И ни про кого не говорят, что шпана… Он был прав. Ничего я толком не знал ни о жизни его на Пристанях, ни о друзьях его там. А ведь с ними он прожил, пожалуй, не меньше, чем со мной… И я наконец увидел, что он — не мой Петька. Незнакомый. Даже внешне уже не тот, не прежний. Выросший, тощий, угловатый. Клочковато-заросший, с длинной напрягшейся шеей. С непримиримым взглядом. И ощущение новой потери вмиг опустошило меня. Я сказал с тоскливым равнодушием: — Да иди ты куда хочешь… Он сразу обмяк: — Пит, я в семь вернусь… — Можешь хоть совсем не возвращаться… — Это я будто в яму шагнул. Удержаться не смог. — Нет, я приду в семь. Пит… — Иди… День я провел, не выходя из дома. В бессмысленном ничегонеделании. Сидел у стола, качал щелкающий маятник непонятного прибора. Эдда, что-то почуяв, не тревожила меня. Время, как ни странно, прошло довольно быстро. Петька вернулся раньше срока, в начале седьмого. — Видишь, я не опоздал. — Ну и хорошо… Обед на кухне, Эдда Андриановна покажет. — Пит, ну не злись… — Я не злюсь, — объяснил я искренне. — Только… не знаю. Все как-то не так. — Пит, я завтра никуда не пойду. Тут я слегка повеселел. На следующий день мы опять навестили отца Венедикта, Сивку и Зайчонка. Они приводили в порядок квартиру: двигали мебель и вешали шторы. Мы взялись помогать. Отец Венедикт был в необычном костюме: в башмаках с крагами, темно-синих брюках и такой же, военного фасона, куртке с голубым бархатным крестом над левым карманом. Увидев, как мы изумились, объяснил: — Старая форма. Когда-то был я капелланом в бригаде береговой охраны. Вот, вспомнил прежние годы на старости лет. Мы заверили экс-капеллана, что нет у него никакой старости, а есть самый цветущий бодрый возраст… О "Розалине" мы, как по уговору, не беседовали. После обеда я и мальчишки поехали на "Остров Белоснежки" — это такой парк аттракционов со стереоэффектами: идешь по аллеям и видишь, как вокруг меняются пейзажи разных стран и планет… Потом проводили Сивку и Зайчонка к отцу Венедикту. И почувствовали, что ужасно устали. — Пит, ловим фаэтон и домой! Ага? "Домой, — подумал я. — Быстро привыкли мы к старой комнате в Усадебном переулке. Будто и правда дом родной". В машине я бодро сказал: — Петушок, надо решать. Будем по-прежнему жить у Эдды или снимем более комфортабельное жилье. А? — Зачем комфортабельное… — откликнулся он рассеянно. — И так хорошо… Эта рассеянность опять царапнула меня тревогой. — Петь, давай-ка не отрешайся от житейских забот. Надо, кстати, и о школе думать. Сентябрь на носу. Петька молчал. Я сказал уже с явным беспокойством: — Неподалеку есть частный лицей. В государственную гимназию могут не взять, ты не гражданин здешней Республики… Ну, что ты молчишь? — Пит… я не молчу. Я сказать хочу… Пит, не надо сейчас мне в школу. — Почему? — Я поплыву с ребятами. На "Розалине"… Я как будто заранее чуял что-то подобное. Даже не удивился. Только опять навалилось ощущение потери. Я молчал. А неторопливый фаэтон покачивал нас на рессорах. Я понимал, что отговаривать и спорить нет смысла. Не поможет. И только спросил с горькой досадой: — Что же ты раньше-то не сказал? — Раньше… я и сам не думал. А тут узнал, сколько там наших. Они хотят, чтобы и я… — Они хотят… И ты хочешь, да? Он кивнул. — Обо мне ты, конечно, не подумал. — Пит, я подумал… Но я ведь вернусь. Через полгода. А там я… ну надо мне обязательно. Ребята к моим песням привыкли, и я должен… пока голос еще не начал ломаться… И вообще… — Что "вообще"? — Дело не в том, что я хочу, а в том, что… так надо. Понимаешь, когда я тот кораблик в подвале ставил, я же обет дал. Что не уйду с пути. А теперь получается, будто сбежал. — Да почему ты решил, что плавание "Розалины" — твой путь? |