
Онлайн книга «Синий треугольник»
С ума сойти… Откуда это?! Торопливо открыл. На титульном листе — то же название, а ниже подзаголовок: «Путешествие на шхуне «Томас Манн» вдоль заморских берегов». — Елки-палки… Жора, это кто-то собрал вместе мои репортажи и выпустил отдельной брошюрой! — Не кто-то, а здешнее издательство, «Малогда-пресс». Говорят, какая-то презентация была, да тебя не нашли, чтобы пригласить. А эта книжка теперь и в школьном музее стоит… Вот скандал-то! Я сказал честно и покаянно: — Жора, я же все это выдумал! Это не рассказ о настоящем плавании, а… сплошное литературное творчество! А эти идиоты… без спросу… Жору мое сообщение ничуть не раздосадовало. — Ну и что же! Значит, интересно выдумал, раз всем нравится. Братья Стругацкие в своих книжках тоже все выдумали, а читаешь взахлеб… — Или «Волшебник Изумрудного города», — опять вставил слово Ерошка. — Тоже выдумка, а будто по правде… После этой реплики он деловито собрал миски и понес к воде. Я вспомнил, как он попросил у меня на вокзале автограф. Неужели тоже читал книжку «Под синим кливером»? Кстати, я никогда не давал своим репортажам такого названия. И не придумывал синего кливера для шхуны. Откуда там это? А вот прочту все внимательно да устрою этой «Малогде-пресс» тарарам по поводу нарушения авторских прав! А вдруг не было нарушения? Вдруг скажут: «Да вы что, господин хороший» — и предъявят подписанный мною договор? В последнее время чего только не случается… И может быть, девочка-подсолнух на Лодочной настукала красным мячиком очередной перескок в хитром пространстве Синего Треугольника? Недаром же Ерошка опасался… Я посмотрел на Ерошку. Он стоял по колено в воде и добросовестно оттирал миску пучком травы. Интересно, всегда он такой старательный? Не знаю… А что я вообще о нем знаю? — Жора, ты помнишь в соседнем классе Альберта Таврикова? Или Гаврикова… — Не помню… То есть не было такого. Был Глебка Тариков, на класс старше нас, он после девятого ушел в техникум связи… — Нет, я про Альберта… Вот в чем дело. Вот этот юный друг говорит, будто вы с Альбертом Тариковым приятели, а он — его племянник. — Тю-у… — вытянул губы Жора. — Ты его слушай больше. Он порой такого порассказывает, куда там Стругацким! — А что это вообще за личность? Я-то с ним познакомился случайно, утром на вокзале… Жора поскреб затылок. — Да, признаться, я и не спрашивал. Думаю, из местных пацанов, а чей и где живет, как-то не было случая узнать. Ерошка и Ерошка… Отирается тут иногда, помогает катера швартовать, когда подойдут. Болтаем порой, сидя у огонька… — Смышленый пацан, но какой-то бесприютный… — сказал я. — Такое впечатление, будто ему некуда идти… — Ну, не такой уж бесприютный, — отозвался Жора, который, как я понял, не любил в жизни лишних сложностей. — И одежка вроде не рваная, и кроссовочки, я заметил, нынче новенькие, купил же кто-то… — Н-ну, да… — кивнул я. — Ты подпиши книжечку-то на память старому школьному другу, — напомнил Жора. Я вынул из внутреннего кармана курточки ручку (которую так и не вернул девицам). Положил книжку на ящик, присел, стал писать: «Георгию Аланову, который, в отличие от нахального автора этой книжицы, плавал на настоящих, а не на придуманных кораблях…» Подошедший с мисками Ерошка уважительно посапывал у меня за плечом. Жора тоже смотрел, как я пишу. Спросил: — А шхуна «Томас Манн» есть на самом деле? Что-то я не слыхал про такую… — В том-то и дело, что нет. Я ее придумал, как все остальное… — А кто он такой, этот Манн? — Был немецкий писатель… — Видать, нравится тебе? — Да ничуть! То есть я почти не читал его. Только роман «Иосиф и его братья», да и то через пень-колоду. А откуда это название мне в голову стукнуло, сам не пойму. Привязалось, вот и все… — Это не от писателя название, — вдруг веско сообщил Ерошка. — Это от кота… — От какого кота? — сказали Жора и я разом. — Который на верфи жил, где шхуну строили. В Бем… Брер… — В Бремерхафене? — вспомнил я календарный листок. — Ну да! Он там дружил с корабельщиками! Звали его Томас. И умный он был, как человек. А человек по-немецки «манн». Вот строители и дали шхуне такое название… — Откуда ты это взял? Ерошка хихикнул: — Вот те на! Сам написал в своей книжке, а теперь «откуда». — Не писал я такого!.. Не помню. — Это бывает, — снисходительно утешил Ерошка. — Сперва придумаешь, потом забудешь… Дядя Слава, можно, я сделаю аппаратом один снимок? Я умею. — На здоровье. Можешь хоть все пять. Сколько кассет… — Правда? — возликовал он. — Щелкай, сколько можешь. Сам я не собирался снимать «Фотокором». Купил просто как сувенир. И теперь уже думал: «Зачем он мне? Был бы в самом деле Мотин, тогда хоть память о детстве, а то ведь просто похожий… Наверно, подарю Ерошке, когда будем расставаться». А расставаться, конечно, придется. И, видимо, скоро. Солнце тихонько съезжало к вечеру. Ерошка схватил футляр с аппаратом, отбежал с ним шагов на двадцать, туда, где валялся еще один ящик. Установил на ящике аппарат. Задрал на себе майку-фуфайку, присел, подолом укрыл себе голову вместе с камерой. Повозился, вставил кассету. Объектив был наведен на нас. — Сейчас нас увековечат для потомков, — предупредил я. Слышно было, как щелкнул спуск. Потом Ерошка снял идущий по реке буксир «Слава», пейзаж (заречную даль) и себя: уселся по-турецки перед объективом, взведя автоспуск (оказывается, была и такая штука в старинном аппарате). И подбежал к нам. — Дядя Жора, можно я проявлю пластинки в миске? — Валяй. — Откуда у тебя химикаты? — удивился я. — А зачем они! Можно в воде! — Ты спятил? — Ничуть! Я сколько раз так делал! Я хотел заспорить. Ведь испортит пластинки, балда! Но Жора сказал: — Да пусть. Небось, он знает, что делает. В нашу реку столько химикалий спускают, что целую фотофабрику можно тут поставить… Я пожал плечами. Два дурня — большой и малый. Но спорить не хотелось. Слегка осоловел я после каши, под мягким желтым солнышком. Издалека видел, как прямо на свету Ерошка достает из плоских кассет желтые стекла и бултыхает их в алюминиевой миске. Вот чудо-юдо бестолковое. — Надо бы чайник согреть… — нехотя зашевелился на песке Жора. И вдруг хлопнул себя по лбу: — Совсем забыл! Тебе сестра звонила. Утром еще, велела передать, чтобы, если появишься, позвонил ей до пяти вечера. Обязательно… |