Онлайн книга «Давно закончилась осада...»
|
— Норик, ты не сомневайся! Берись за ручку и говори желание! Не зря же ты спустился сюда! Оськина горячность убедила Норика. В самом деле, не зря же он преодолел такую жуть высоты! Норик вцепился в ручку тонкими пальцами с ободранными костяшками. Виновато оглянулся на Оську. Тот сразу отошел. Даже отвернулся. Норик, наверно, шептал свое желание. Неслышно. Зато по-прежнему шумел ветер. Внизу прокричал тепловоз, прогрохотали вагоны. Коротко взвыл ревун пассажирского катера у Чернореченского причала. Где-то далеко в городе играл оркестр, потом бухнула пушка. Наверно, опять развлекали туристов на бастионах Главной высоты. Норик тронул Оську за плечо. — Я — всё. Теперь куда нам? — Теперь просто! И Оська повел Норика к черному сводчатому входу в скальной стене, за церковью. Оказалось, что и теперь не просто. Идти-то пришлось в полной темноте. Но того страха, что на цепи, конечно не было. Все-таки каменная твердь под ногами. Узкий коридор в толще камня шел вниз по спирали. — Норик, ты держись за меня. А другой рукой за стену. И не бойся, тут все ступени ровные. Нащупывай их ногами, не торопись… — Ось, а привидения здесь не водятся? — Норик уже шутил. — Не знаю, в прошлый раз не встретил… Да какие тут привидения! Рядом с церковью нечистая сила разве бывает? — А разве нет? Ты читал “Вий” Гоголя? — И читал, и кино смотрел… Ну и что! Это же просто повесть, фантастика! А по правде их, наверно, вообще не бывает… — Ну да, “не бывает”. А полтергейст? — Полтергейст это не привидения, а инопланетяне, которые тут, на земле, отстали от своих и одичали… — Откуда ты знаешь? Вот ка-ак схватит нас такой одичавший… А-а!! — Что?! — На острый камешек наступил. — Гляди внимательней… — Как тут глядеть-то? Я не кошка. — Я сказал: гляди — запятая — внимательней. То есть будь осторожней. — У тебя по языку, наверно, одни пятерки… — Нет, четверки тоже иногда бывают. За почерк, — скромно признался Оська. — По всем языкам… Мама говорит, что я слишком языкастый. — Ось… давай постоим. — Устал? Ну давай… Шероховатые камни ласково холодили голые подошвы. Это было особенно приятно потому, что ступни ныли. Эти самые… контрфорсы… изрядно надавили их там, на цепи. Сколько их всего было, звеньев-то? Говорят, около четырехсот. Ступать пришлось через одно, значит, примерно двести контр… тьфу… форсов! Ого-го… — Ось… я не устал. Я просто хочу сказать про маму. Про мою. То есть про желание… Я же обещал, что скажу, когда спущусь и загадаю… — Да… — выдохнул Оська, почуяв тайну. — Я… здесь лучше, чем на свету. Потому что… “Потому что заплачешь” — догадался Оська. И сжался от близости чужого горя. Да, наверно, уже и не чужого. Еще не понятного, но ясно, что большого. Он взял Норика двумя руками за локоть. — Ты говори. И… ничего не бойся. — Знаешь, Оська, мама в тюрьме… Тьма сгустилась и сделалась твердой, как застывший асфальт. Оська перестал дышать. А Норик. видно, испугался его молчания: — Ты не думай, она ничего плохого не сделала! — Я и не думаю! Что ты! — Они… понимаешь, там, где я жил недавно, в Федерации, есть специальный женский комитет. Для защиты молодых солдат. Ну, над которыми всякие там дед ы и дембели издеваются или которых в горячие точки отправляют против их желания… Новобранцев ведь нельзя туда… А весной началось в Саида-Харе. Ты слышал? — Еще бы! Телевизоры только про это и кричали. — Там, видать, войск опять не хватило, вот и стали посылать самых молодых. Которые еще и стрелять-то не умеют толком. Да и в кого стрелять, зачем? Кроме генералов, никому не понятно… Тогда женщины взяли и перегородили путь эшелону… — Значит, у тебя есть старший брат? — догадался Оська. — Нет. Но у других-то есть. И братья, и сыновья… Мама сказала: “Так доберутся когда-нибудь и до тебя”. И пошла в комитет… Они вышли на насыпь и встали в несколько рядов. А некоторые легли на рельсы. Машинист, конечно, — на тормоза. Сперва всякие разговоры, уговоры. Потом понаехал спецназ. Водомёт подогнали. Ну и началось… — А солдаты? Они что, так и сидели в вагонах, как кролики? Там же… их мамы… — А они заперты были. Даже и не поняли ничего… А спецназ — на женщин. Сомкнутым строем… г-герои… Там груда щебня была для ремонта насыпи. Ну, когда эти вояки пошли с газом и палками, женщины в них камнями… А как им быть, безоружным? И какому-то подпоручику расцарапали щеку… — И всех арестовали, да? — прошептал Оська. — Не всех. Одиннадцать человек. Сказали, что они зачинщики. Зачинщицы… Держали, держали в изоляторе… Ну, конечно, разные газеты начали их защищать. И адвокаты. А толку мало… В июле их выпустили, а недавно забрали снова. В октябре суд будет… — И ты загадал, чтобы он кончился оправдательно? — Ну да… — Норик, так и будет! — Хорошо бы… А меня до суда хотели в интернат забрать, потому что я жил у знакомых. Знакомые переправили меня сюда, здесь мой дядя. Он хороший… Отсюда не вытащат, заграница все-таки… — А почему ты не с отцом? — спросил Оська. И охнул про себя. Вспомнил слово “был”. “Был геолог…” — Он… погиб, да? Норик шевельнул локтем. — Не погиб, а ушел. И уехал за тридевять земель. Два года назад еще. Он же майор запаса, вот и сказал маме: “Я думал, ты нормального сына мне вырастишь, а ты… его уродуешь. И сама…” Это потому, что как раз тогда она в комитет записалась. “Стране, — говорит он, — нужны настоящие мужчины, которые не дрогнут в нужный момент…” “Ты и не дрогнул…” — Конечно, у него были и другие причины. Кто-то там, на стороне… Но главная вот эта: что я не оправдал надежд… — По-моему, ты всё оправдал… — Ну уж… Ты же видишь, какой я. — Какой? — Чуть не помер на цепи. — Ты же не помер! Ты все сделал как надо! Не всякий решится… даже ради мамы. — Ты вот решился без всякого страха… Ради отца. — Я? Без страха? Да я там десять раз чуть штаны не замочил! И тыщу раз клялся. что больше никогда… — Ага ! А сам — второй раз… — Потому что… Тут многое можно было сказать. Но это трудно даже в темноте. Да и слова не подберешь. Оська лишь покрепче взялся за локоть Норика. — Пошли. |