Онлайн книга «Звезды под дождем»
|
Журка побежал к Горьке. Домой заходить не стал (недолюбливал Горькиного папашу), а стукнул в окно. Горька тут же вышел. — Слушай, — сказал Журка слишком беззаботным тоном, — у тебя какие мои книжки? Горька удивился: — Ты не помнишь, что ли? "Волшебник Изумрудного города", "Сын полка". Еще "Всадник без головы", я вчера взял… Журка опустил глаза и спросил небрежно: — А морских, старинных, случайно нет? Горька удивился сильнее: — Каких морских? — Ну, тех, с моих полок… — неловко сказал Журка. — Понимаешь, нету "Сочинения об описи берегов"… Вчера еще была, а сейчас нет… Горька усмехнулся: — Ну, ты даешь… Я в этих книгах что понимаю? — Я подумал, что, может, случайно вместе со "Всадником" прихватил, — тихо сказал Журка и почувствовал, что краснеет. — Может, лежали рядом… ну и… вот так получилось… Они на миг встретились глазами и моментально поняли друг друга. "Я не хочу на тебя думать, — сказали Журкины глаза. — Но… тогда кто? Значит, поверить в нечистую силу?" "Я знаю, что ты думаешь на меня, — ответил глазами Горька. — И как теперь быть?" — Нет, я не брал, — тусклым голосом сказал Горька и ковырнул ботинком лепешку грязи на крыльце. — Ты отца спрашивал? — Да он мои книги никогда не трогает… Ладно, пойду. Вечером заглянешь? — Как получится… — неохотно сказал Горька. — Ну… пока. — Пока… Когда Журка вернулся домой, отец уже уехал. На душе было противно, будто в чем-то очень виноват. А в чем? Он ничего Горьке не сказал такого. Только спросил… Журка еще раз обшарил полки. Потом сунул в портфель "Олаудаха" и в самом скверном настроении пошел к Иринке. Иринка сразу спросила: — Что случилось? Журка рассказал. Сначала о пропаже, потом, краснея и злясь на себя, о разговоре с Горькой. Иринка досадливо молчала. — Теперь он, наверно, думает, что я… ну, будто думаю, что это он, — пробормотал Журка. — Потому что ты и на самом деле так думаешь, — тихо сказала Иринка. Журка отчаянно замотал головой, будто отгонял мошкару. Потом проговорил с жалобным отчаянием: — Я наверно не думаю… Но тогда кто? — Вообще-то он мог, по-моему, — задумчиво сказала Иринка. Спокойно так. В этом спокойствии было что-то обидное. Журка опять рассердился — и на Иринку, и на себя: — Почему ты так решила? — Это ты решил… Ты, наверно, вспомнил ту историю с бутылкой… — И не думал даже! — воскликнул Журка, и это была правда. — Вообще у Горьки характер такой… — все так же задумчиво продолжала Иринка. — Какой? — Ну… изворотливый. То лишний компот в столовой прихватит, то чужую макулатуру на субботнике… Да ты не думай, я к нему все равно хорошо отношусь. Мне его почему-то жалко… "Мне иногда тоже", — вдруг понял Журка. А Иринка уверенно проговорила: — Но у тебя он ничего взять не мог. — Почему? — пробормотал Журка. Не ради спора, а машинально. — Ты для него лучший друг, — рассудительно произнесла она. — Тебя он никогда не обманет. В этих словах Журка почуял укор и сказал тихо, но отчаянно: — Лучше бы этой книги никогда не было… Они отдали Игорю Дмитриевичу "Олаудаха" — чтобы почитал и подумал насчет рисунков — и хмуро сели делать уроки. Уроков задали целую кучу. Примеры у Журки не решались, английский рассказ не переводился, и он сердито скатывал задания у Иринки. Она вздыхала и не спорила. А Журка машинально водил ручкой в тетради и думал все о том же: о книжке и о Горьке. Главным образом о Горьке. О том, что теперь между ними будет тягостная неясность. С этими грустными мыслями Журка вернулся домой. Папа смотрел хоккейный матч. Не отрываясь от экрана, сказал: — Гуляешь все. Я тут совсем задубел в одиночестве. Зеркало вон привез, а помочь разгрузить некогда… Журка мельком глянул на высокое новое зеркало, стоявшее между дверью и платяным шкафом. Потом подошел к отцу, нагнулся, положил подбородок на его плечо. Виновато объяснил: — Знаешь, сколько назадавали. Мы с Иринкой три часа сидели. Вдвоем-то легче… — Ну-ну… — вздохнул отец и, нагнувшись, придвинулся к экрану. Там суетливо бегали маленькие фигурки с клюшками. — Дружок твой приходил, книжки какие-то принес… Журка вздрогнул, кинулся в свою комнату. Три книги лежали на столе. "Волшебник Изумрудного города", "Сын полка" и "Всадник без головы". "Всадника" Горька ни за что не сумел бы прочитать со вчерашнего вечера. Значит, принес — будто сказал: "Вот все, что у меня было. Забирай, и ничего мне от тебя не надо…" Ох, и тошно стало Журке. Лучше всего было бы немедленно побежать к Горьке, вызвать на крыльцо и сказать: "Не хотел я тебя обижать, просто получилось так по-дурацки! Ну, прости, Горька. Я ни секундочки не думал, что это ты!" Но… если не он, тогда кто? Когда человеку плохо, он порой забывает, что кому-то может быть еще хуже. Хуже было Горьке. Он сразу понял, что его непрочной дружбе с Журкой пришел конец. Потому что какой бы он, Горька, ни был, а своя гордость у него есть. Не будет он ни оправдываться перед Журкой, ни объяснять, ни доказывать. И подходить к нему не будет. И разговаривать с ним… Хотя разговаривать можно, если по делу. Но больше никогда-никогда он не придет вечером к Журке. Нет, он не сердился и даже не обижался на Журку. Не мог. Журка — это все равно Журка. И было только очень тоскливо, что дружить с ним больше нельзя. Журка-то, конечно, ничего больше не скажет, будет делать вид, что все как раньше. Но разве станешь набиваться в друзья, когда тебя считают вором! С застывшими внутри слезами Горька собрал Журкины книги и понес ему, чтобы тихо, но твердо сказать: "Вот все, что у меня было. Прощай, будь здоров". Но Журки дома не оказалось, и Горька с тем же застывшим в горле комком спустился во двор и вышел на улицу. Было пасмурно и слякотно. Горька шел мимо сырых заборов и думал о несправедливости: какой-то человек взял у Журки книгу, а он, Горька, потерял из-за этого самую большую радость — Журкину дружбу. Кто же это? И зачем ему книга? Скорее всего, ради денег… Значит, он ее постарается продать? А где? Не на толкучке же! Кому там нужно хитрое морское сочинение с цифрами и таблицами! Его может купить лишь какой-нибудь редкий любитель… Горька знал, что в некоторых книжных магазинах покупают старые книги: если тебе книга не нужна, можешь прийти, сдать ее за деньги, и в том же магазине ее продадут кому-нибудь другому. Об этом даже по радио объявляли. |