Онлайн книга «Мушкетер и фея»
|
А она хотела порвать письмо! Севка опять шумно всхлипнул. Погладил письмо под рубашкой. Сел на стуле боком и привалился щекой к спинке. Забрякал звонок, зашумела еще одна перемена. Севка напружинился. Сейчас придут сюда учительницы, будут разглядывать его и, может быть, ругать. Гета уж точно будет. А что, если спрятаться за пальто на вешалке? Открылась дверь, и вместе с Ниной Васильевной вошла… мама. Мама несла Севкин ватник, шапку и сумку. — Одевайся, — сухо сказала она. Севка, глядя в пол, засуетился, запутался в рукавах. Мама, не говоря ни слова, помогла ему. Потом подтолкнула к двери. У порога напомнила: — Что надо сказать, когда уходишь? — До свидания, — пробормотал Севка. На улице и следа не осталось от утренней пасмурности. Ни одного облачка. День сиял, было тепло, как летом, и улица была разноцветная. Севка глубоко и прерывисто вздохнул, будто вырвался из жуткого плена. Однако мама тут же поубавила его радость. Она проговорила ледяным голосом: — Видимо, ты просто сошел с ума. — Не сошел… — слабо огрызнулся Севка. — Нет, сошел. Только сумасшедший может сказать учительнице такие слова. — Какие? — Ты что, не помнишь? — Не помню, — искренне сказал Севка. — По-твоему, можно говорить учительнице, что она дура? Севка знал, что нельзя. Но злые слезы опять подкатили к горлу. — А тетрадку рвать можно?! А письмо… — Ну тише, тише, тише… Кстати, что за письмо? Раньше ты на эти письма внимания не обращал, а тут устроил такой бой… — Ну от Юрика же! Неужели и мама ничего не понимает? — От какого Юрика?.. Постой, это от мальчика, который тебе книжку оставил? Наконец-то! — Вот именно… — всхлипнул Севка. — Но почему же ты ничего никому не объяснил? Севка даже остановился. — Я?! Не объяснил?! Да я только про это и твердил изо всех сил! А они… А она… порвать… — Хватит, успокойся… Перестань. Ведь письмо-то теперь у тебя. Да, это верно, письмо у него. И, оттеснив едкую обиду, к Севке вернулась радость… Когда пришли домой, мама умыла Севку, велела зачем-то выпить крепкого и очень сладкого чая. И спросила: — Ну а что он пишет, Юрик твой? И Севка наконец распечатал письмо. В последний момент он испугался: а вдруг это всё же не тот Юрик? Или вдруг письмо не такое, какое ждет Севка. Может, Юрик просто пишет: ты, мол, книжку не принес тогда, поэтому вышли теперь по почте… Нет, письмо было самое такое, о каком Севка мечтал! Крупными твердыми буквами далекий друг Юрик писал ему: ... «Сева, здравствуй! Я прочитал стихи в газете и сразу понял, что это ты. Я тогда очень жалел, что мы больше не увиделись. Мама говорила, что ты напишешь письмо, только письма всё нет и нет. Я понял, что бабка не дала тебе адрес. Она была такая вредная и всегда ругалась. Но теперь ты напишешь, ладно? Я тебе тоже еще напишу. А потом мы всё равно увидимся обязательно. Я недавно был на берегу Финского залива. Это часть настоящего Балтийского моря. Напиши мне обязательно. Твои стихи очень хорошие. Твой друг Юрик». Письмо занимало целую страницу и еще немного на другой стороне. А ниже подписи цветными карандашами была нарисована картинка: синее море, пароход с черными трубами и дымом и со звездой на борту, желтый берег, а на берегу мальчишка в красной матроске. Он стоял спиной к пароходу, лицом к Севке. И улыбался, подняв тонкую руку… Мама тоже прочитала письмо и внимательно посмотрела на картинку. — Видишь, какой хороший у тебя товарищ… Она погладила Севку по колючей голове. Сейчас она была уже не сердитая и не строгая. Рассказала, что за ней на работу пришла школьная уборщица тетя Лиза: вас директор вызывает, ваш сын там школу разносит… — «Разносит», — горько хмыкнул Севка. — Придется тебе завтра как следует извиниться перед Гетой Ивановной, — сказала мама. — Если не хочешь, чтобы тебя исключили из школы… Извиняться — это хуже всего. Это такая мука — краснеть и давить из себя: «Простите, я больше не буду…» Но Севка понимал, что никуда не денешься. Ладно, в конце концов, это будет лишь завтра. А сегодня он целый день будет перечитывать письмо, разглядывать картинку и сочинять длинный-длинный ответ. Мама велела Севке сидеть дома и ушла на работу. Он забрался на мамину кровать, разгладил письмо на подушке. Прилег на него щекой… и тут же уснул. И спал, вздрагивая во сне, пока не пришла мама. Утром Севка и мама пошли в школу вместе. В шумном вестибюле Севка затравленно поглядывал на ребят. Но те пробегали мимо, веселые и равнодушные. Потом он увидел Гету Ивановну. Она шагнула из учительской — в своем «мундирном» платье с эполетами и с указкой-шпагой в руке. Прямая, твердая, как ручка от метлы, ненавистная. — Иди, — тихо и сурово сказала мама. И подтолкнула Севку. Он скрутил в себе отчаянный стыд и пошел. Пускай уж сразу… — Гета Ивановна, — тонко и громко проговорил он, задрав голову. — Простите меня. — Что-что?.. А, это Глущенко явился! Что ты сказал? — Простите, я больше не буду, — сбивчиво и тихо повторил Севка и опустил голову. Гетушка хмыкнула и посмотрела мимо Севки. И увидела маму. — Здравствуйте! А вы что пришли? Вы не волнуйтесь, мы сами с этим героем разберемся, идите на работу. Севка украдкой, из-за плеча, глянул на маму. Она вздохнула и стала спускаться по лестнице. И остался Севка опять один, без всякой защиты. — И-интересное дело, — слегка нараспев произнесла Гета Ивановна. — Обругал ты меня при всем классе, а извиняешься в уголочке, в коридорчике. Нет уж, ты это делай на уроке при всех ребятах… Иди в класс! Севка пошел. Разделся. Сел. Владик Сапожков сочувственно спросил с задней парты: — Досталось, да? Севка шевельнул плечом. Серега Тощеев сказал издалека: — Гетушка хоть кого доведет… — А я скажу, что ты обзываешься! — злорадно сообщила Людка Чернецова. — А я тебе косы выдеру и пришью… — серьезно пообещал Тощеев, тут же уточнив, к какому именно месту пришьет Людкины косы. И Севке стало немного легче. Но в это время протренькал колокольчик и появилась Гета: — Садитесь все… И ты, Иванников, сядь, не торчи… Ну, Глущенко, что ты хочешь нам сказать? |