Онлайн книга «Мушкетер и фея»
|
Севка тихо задохнулся. Стиснул себя за локти и так напружинил плечи, что старая матроска затрещала на спине. Отошел от мамы. Она беспомощно сказала ему вслед: — Мы же всё равно ничем не можем помочь ей… Никто не может помочь. Может, в Москву на-писать товарищу Сталину? Но Владька Сапожков правильно говорил: откуда у Сталина время заниматься всеми больными? А если даже он и займется, велит прислать лекарство, сколько пройдет времени… Севка долго молчал, сидя за столом и подперев кулаками щеки. Потом сказал негромко и решительно: — Я спать буду. — Так рано? — Да. Мне хочется. — А ты не заболел? — конечно, испугалась мама. — Нет. Просто хочу спать. Он не хотел спать. Он хотел остаться один — укрыться с головой и оказаться в темноте и тишине. Полной тишины всё равно не получилось. Сквозь одеяло и старое мамино пальто, которые Севка натянул на голову, доносилось потрескивание дров и даже бубнящий Римкин голос из-за стенки — она опять долбила правила. На первом этаже — через пол, сундук и подушку — тоже слышались голоса: грозный тети Даши и жалобный Гарькин. Видимо, Гарьке доставалось за мокрую одежду. «Могут и выпороть», — мельком подумал Севка, но тут же перестал слушать все звуки. Он остался один, чтобы поговорить с Богом. Севка понимал, что это нечестно. Он же пообещал Богу, что верить в него больше не будет и просить никогда ни о чем не станет. Но сейчас не было выхода. И главное, времени не было. Алька могла умереть в любую секунду, и тогда проси не проси… Севка так и сказал: «Я знаю, что это нехорошо, но ты меня прости, ладно? Потому что надо же ей помочь. Помоги ей, если не поздно, очень тебя прошу. Очень-очень… Ну, пожалуйста! Сделай, чтоб она поправилась…» Седой могучий старик сидел, как и раньше, на ступенях у своей башни. Синий дым из его трубки уходил к разноцветным облакам, в разрывах которых кружились у громадного флюгера звезды и шарики-планеты. Старик задумчиво, даже немного сердито смотрел мимо Севки, и непонятно было, слушает он или нет. «Я тебя последний раз беспокою, честное слово, — сказал ему Севка. — Больше никогда-никогда не буду…» Ему показалось, что старик шевельнул бровями и чуть усмехнулся. «Правда! — отчаянно сказал Севка. — Только помоги ей выздороветь. Больше мне от тебя ничего не надо!.. Ну… — Севка помедлил и словно шагнул через глубокую страшную яму… — Ну… если хочешь, не надо мне никакого бессмертия. Никаких бессмертных лекарств не надо. Только пускай Алька не умирает, пока маленькая, ладно?» Старик быстро глянул на Севку из-под кустистых бровей, и непонятный был у него взгляд: то ли с недоверием, то ли с усмешкой. «Я самую полную правду говорю, — поклялся Севка. — Ничего мне от тебя не надо. Только Алька… Пускай она…» Старик опять глянул на Севку. «Ты думаешь: в пионеры собрался, а Богу молится, — с тоской сказал Севка. — Но я же последний раз. Я знаю, что тебя нет, но что мне делать-то? Ну… Если иначе нельзя, пускай… Пускай не принимают в пионеры. Только пусть поправится Алька!» Старик несколько секунд сидел неподвижно. Потом выколотил о ступень трубку, медленно встал. Не глядя больше на Севку, он стал подниматься по лестнице. Большой, сутулый, усталый какой-то. Куда он пошел? Может быть, на верхнюю площадку башни колдовать среди звезд и облаков, чтобы болезнь оставила Альку? Или просто Севка надоел ему своим бормотаньем? «Ну, пожалуйста…» — беспомощно сказал ему вслед Севка. Он, кажется, это громко сказал. Потому что к сундуку тут же подошла мама: — Ты что, Севушка? Ты не спишь? Он притворился, что спит. Стал дышать ровно и тихо. Мама постояла и отошла. Потом она подходила еще несколько раз, но Севка снова притворялся спящим. Притворялся так долго, что в самом деле уснул. Ему приснилось, что Алька выздоровела и веселая, нетерпеливая прибежала в школу. За открытыми окнами класса шумело листьями полное солнечное лето, Алька была в новенькой вишневой матроске, а тоненькие белобрысые косы у нее растрепались… Вдруг Алька стала строгой и спросила у Севки: — С тобой никто не сидел, пока я болела? — Что ты! — сказал Севка. — Я бы никого не пустил! Алька улыбалась… Но это был сон, а наяву все оказалось не так. День Севка промаялся дома и во дворе, где было пусто и пасмурно — то снег, то дождик. А вечером узнал от мамы, что Альке пока ничуть не лучше. — Но и не хуже? — с остатками надежды спросил он. — Да, конечно, — сказала мама. И Севка понял, что Альке не хуже, потому что хуже быть просто не может. Еще мама сказала, что днем Раиса Петровна два раза ходила в больницу и, наверно, будет дежурить там ночью… Севка больше не обращался к Богу. Накануне он сказал ему всё, что хотел, а канючить и повторять одно и то же бесполезно. Утром Севка проснулся поздно. Мама, не разбудив его, ушла на работу. Севка позавтракал холодными макаронами, полистал «Доктора Айболита», но само слово «доктор» напоминало о больнице, и он отложил книгу. Хотел раскрасить бумажную избушку, взял картонку с акварельками, и в эту секунду на него навалилось ощущение тяжелой, только что случившейся беды. Всхлипывая, давясь тоской и страхом, Севка натянул ватник и шапку, сунул ноги в сапоги и побежал к маме на работу. Контора Заготживсырье находилась далеко: за рынком и площадью с водокачкой. Бежать было тяжело. Твердые ссохшиеся сапоги болтались на ногах и жесткими краями голенищ царапали сквозь чулки ноги. К тому же эти сапоги были дырявые, Севка бежал по лужам, и ноги скоро промокли. Ветер кидал навстречу, как плевки, клочья мокрого снега. Это кружила на улицах сырая мартовская метель, сквозь которую пробивалось неяркое желтое солнце. Сильно закололо в боках. Севка пошел, отплевываясь от снега и вытирая мокрым рукавом лицо. Потом опять побежал… Он бывал и раньше у мамы на работе, знал, где ее искать. В деревянном доме конторы пахло едкой известковой пылью, чернилами и ветхим картоном. Севка, топоча сапогами, взбежал на второй этаж. Мама работала в комнате номер три, слева от лестницы. Но сейчас… сейчас он увидел маму сразу. В коридоре. Она стояла у бачка с водой (такого же, как в школе) вместе с Раисой Петровной. Они рядом стояли. Вплотную друг к другу. Раиса Петровна положила голову на мамино плечо, а мама ей что-то говорила… Грохнув последний раз сапогами, Севка остановился. Мама услышала его всхлипывающий вздох. Посмотрела… Нет, она смотрела не так, как смотрят, если горе. Она вдруг улыбнулась. Качнула за плечи Раису Петровну и сказала: — Раечка, смотри, вот он. Прибежал наш рыцарь… Севка не сразу поверил счастью. — Что? — громко спросил он у мамы. |