Онлайн книга «Оранжевый портрет с крапинками»
|
А Фаддейка вдруг улыбнулся, постукал пятками по гулкой стене и проговорил уже слегка дурашливо: — Спорим, что я по правде был на Марсе. — Не буду я спорить. Если был — расскажи… — «Расскажи»… Это трудно. Юля прогнала непонятную зябкую боязливость и, подыгрывая Фаддейке, попросила: — А ты начни по порядку. Как ты попал туда первый раз? — Первый раз? Это странно получилось… В общем, я попал туда с марса. — С Марса на Марс?! — Ну да… Не с планеты же! Марс — это марсовая площадка на корабле. На мачте. Не знаешь, что ли? А еще жених — моряк на паруснике… — Фаддей! Я правда за ухо… — Сама просила — расскажи! — Не про жениха ведь! Ты сам-то на корабле как оказался? — Это когда я был юнгой у Беллинсгаузена на шлюпе «Восток». — Тьфу… — в сердцах сказала Юля. Фаддейка глянул удивленно. Потом сказал покладисто: — Ну ладно, не верь. Мы ведь сейчас не про это… Считай, что я так играл… В общем, это было в Атлантическом океане, ночью, когда еще шли в тропиках… Тепло там и темно, и звезды большущие. Я забрался на марсовую площадку, чтобы… ну, короче говоря, так захотелось… — Как на колокольню, — тихо и уже совсем серьезно подсказала Юля. — Да! А там… ну, на высоте всегда как-то по-особенному, не то что внизу. И я стал глядеть на звезды, и Марс тоже увидел. Я долго смотрел… А он… Понимаешь, он начал приближаться, только не сразу, сперва незаметно. А потом все быстрее. И превратился в шар, будто красная луна… Знаешь, почему так вышло? — Почему, Фаддейка? Он опять поколотил пятками по стенке. Вздохнул: — Я думаю, потому, что он — Марс, и площадка — тоже марс. Вот они и притягивают друг друга, ведь все родное друг к другу тянется. — По-моему, это ты к нему тянулся. — Ну, наверно… раз я марсианин… Потом от него по волнам дорожка побежала, светлая такая, как от луны, только оранжевая. Даже не по волнам, а будто по воздуху, прямо к марсовой площадке. И я уже сам не знаю, как на этой дорожке оказался и бегу по ней… Она твердая такая и звонкая, будто медными листиками посыпана… Сперва мне было хорошо, весело, ничуть не страшно. А потом как-то сразу — холод, небо такое… как паста в фиолетовом фломастере. И красные пески. И камни… — А дальше? — Потом много всего случилось… Там и хорошее было, но много печального. Вот ты, наверно, опять скажешь, что я придумываю. А если бы я придумывал, я бы уж что-нибудь повеселее сочинил, побольше интересных приключений и поменьше грустного… — А что там грустного? — Много. Потому что планета в то время уже совсем гибла от предательства. — А кто ее предал? — Сами люди, ее жители… Потому что воевали, воевали… Если война, это ведь всегда предательство для планеты. — А почему они воевали? — Ну, ты задаешь вопросики! Почему люди воюют? Ты у них спроси… Для этого и на Марс не надо летать… Хорошо еще, что там нет урановой руды и они до бомбы не додумались. Да и вообще до всякой взрывчатки не додумались, только луки и всякие метательные машины. Как у нас в древности… Но все равно знаешь сколько народу погибло! Почти вся планета опустела. И стены разрушились. И песок стал засыпать леса и озера… Юль… — Что? — А ты могла бы нажать кнопку? — Какую кнопку? — Будто не понимаешь. — А при чем тут кнопка?.. Ты же сам сказал: там нет урановой руды. — Юль, я ведь не про «там». Я про колокольню. Юля смотрела встревоженно и вопросительно. — Я тебе тогда не про все рассказал, как я на колокольне… Там ведь всякие мысли были. Даже дурацкие… — Ну… какие? — осторожно спросила Юля. Фаддейка неровно, толчками, сделал глубокий вдох, опять забросил ноги на подоконник и обнял колени. Сказал, уткнувшись в них носом: — Вот ты представь хорошенько. Город весь спит, огоньков почти нету… И будто вся Земля спит. А я один не сплю, будто у ракетного пульта. И у меня приказ: через пять минут нажать кнопку. И вот уже совсем другая сделается Земля. Половины Земли вообще не будет, только огонь… Ты могла бы нажать? — Фаддейка, ну ты чего это сегодня? — жалобно сказала Юля. — Зачем про такое? Он тихо попросил: — Ты не виляй, а скажи: смогла бы? — Нет, конечно… — А если бы тебе расстрел грозил за то, что приказ не выполнишь? — Ну и… Нет, Фаддейка, все равно не смогла бы. — По-моему, никто нормальный не смог бы… А ведь есть люди, которые могут. Даже без расстрела, а просто так. — Это не люди, а психи. — Я и говорю… Значит, все мы висим на ниточке из-за психов? — Ну… не такая уж тонкая ниточка, — со старательной бодростью проговорила Юля. — Юль, а ты согласилась бы умереть, если бы сказали: вот ты сейчас умрешь, а за это на Земле больше никогда не будет войны? — Конечно, — искренне сказала Юля, хотя по спине опять прошел холодок. — Я бы тоже. Даже и не испугался бы… Ну нет, испугался бы, но все равно… Юль… — Фаддейка! Ты все-таки давай дорасскажи про Марс! — Да что рассказывать. Ты все равно не веришь. — Почему? Я верю… немножко. Интересно же. Фаддейка повозился, устраиваясь в окне, как в раме картины. Хмуро усмехнулся: — Там все таки проще, потому что без бомб. Но все равно обидно… — Что обидно? — Они там все такие… храбрые и гордые. Больше всего ненавидят предательство. А сами столько веков предавали всю планету… — А сейчас? — осторожно спросила Юля. Она уже понимала, что эта сочиненная Фаддейкой сказка стала для него как самая настоящая правда. Он сказал устало: — Сейчас, наверно, нет. Они кончили воевать. Может, еще спасут Марс. — А давно кончили? — Откуда я знаю? Там другое время… Может, сто лет назад, а может, прошлой осенью… Осень тянулась, как серая резина. Солнце не показывалось, и каждое утро было похоже на пасмурный вечер. Не случалось ничего плохого, но хорошего тоже не случалось, и все дни были одинаковы. Одинаковые уроки, одинаковые разговоры, одинаковые телепередачи, одинаковые замечания в дневнике. И одинаковые мамины упреки крикливые, полные суровых обещаний, но торопливые и потому не страшные. Во дворе было сумрачно и пусто, лишь одни и те же малыши деловито давили трехколесными велосипедами палые кленовые листья. Эти листья — желтые, как подсолнухи, — были единственными светлыми пятнами. Но их быстро затаптывали… |