Онлайн книга «Острова и капитаны: Граната»
|
— Наклонов у нас в школе выступал, он книгу про Крузенштерна пишет. Значит, он с той поры этим и заинтересовался? — Все возможно. Олег был личностью твердой, но и впечатлительной… Ревского опять поторопили, и он попрощался, снова сказав, чтобы Егор звонил и заходил. Тот спросил напоследок: — А вы с Наклоновым встречаетесь? — М-м… да. Изредка. Жизнь суматошная… — Александр Яковлевич, вы не говорите ему про меня. И вообще никому, ладно? — Конечно! Это уж, Егор, ты решай сам… …Егор снова наклонился над фотокарточкой. Командир Наклонов держал руки по швам и смотрел перед собой уверенно и твердо. А Толик улыбался и немного щурился от солнца. И Егор испытал вдруг веселое удовольствие, что невысокий, щуплый Толик разбил нос рослому, сильному на вид Наклонову. Через несколько дней случилось неожиданное и неприятное. Егор шел в туалет, чтобы подымить на большой перемене, и путь ему заступили два второклассника: Стрельцов и Ванька Ямщиков. — Кошак, — сказал Стрельцов, наклонил набок голову и глянул нахально. — Чего вам опять надо от его брата? — Он кивнул на Ваню. Тот стоял спокойный, но с напряженными плечами и с кулаками в карманах. — Не понял. — Егор за лаконизмом скрыл растерянность от фантастической дерзости малявок. Тех, между прочим, стало больше: бесшумно обступили они восьмиклассника Петрова. — До чего непонятливый, — задумчиво произнес Стрельцов и сощурился. А Ваня тихо, но зло сказал: — Вчера ваш Копчик и еще какие-то… опять к Веньке полезли. Что вам надо? Егор хотел искренне сказать, что лично ему ничего от Редактора не надо. Но малявка Стрельцов качнул голову к другому плечу и вполне серьезно пообещал: — Кошак, ты доскребешь… Всему есть предел. Егор смерил расстояние до Стрельцова. — Ты на что рассчитываешь, крошка? На то, что микроба нельзя расплющить кулаком? Он, Стрельцов, далеко пойдет — юмор у него, у негодяя: — От микробов и слоны дохнут. Нас много. Их и правда стало много. Человек тридцать, и все мальчишки. Из двух классов, что ли, собрались? И молчаливые такие, не по-хорошему сдержанные. Вот опять дурацкое положение! — Да я-то при чем?! — рявкнул Егор. — Вы что, совсем психи? У Веньки с Копчиком свои дела, мне на них обоих плевать! А Копчика я давным-давно в глаза не видел! Это была правда. Егор не был в «таверне» больше недели. То опять куда-то Курбаши с ключом исчез, то события всякие: разговор с Михаилом, Ревский, кино. И мысли после этого… А еще причина — тот же Копчик: не хотелось встречаться. Сразу начнет канючить насчет долга, а таких денег пока нет… — Как увидишь, скажи ему: пускай Веньку больше не трогает, — потребовал Стрельцов, не опуская дерзких глаз. — А вот ты пойди и скажи. Я вам не нанимался. — Найти не можем, — объяснил сбоку незнакомый мальчишка с глазами-угольками. — Найдем, ему хуже будет… — Бедный Копчик, — сказал Егор. — Бедные будете вы все, если еще Ванькиного брата тронете, — неожиданно взъярился Стрельцов. — Думаешь, не найдем вашу «таверну»? А когда найдем, выжжем, как паяльной лампой! Мой дедушка так в деревне клопов выжигал! Егор ощутил что-то вроде уважения. Сказал серьезно: — Это я передам. В целях противопожарной безопасности… — Тебе письмо, — сказала Алина Михаевна, когда Егор пришел из школы. — Странное, без обратного адреса. А штемпель среднекамский. От кого бы это? — В голосе ее было спрятанное беспокойство. Конверт лежал на столе в комнате Егора. Понятно, почему письмо шло целую неделю! Михаил не написал индекс и перепутал номер квартиры. А еще милиция!.. Вскрыть конверт Егор не успел, мать снова появилась на пороге. С бумажкой в руке. — А вот тоже непонятное… Счет за разговор со Среднекамском… Это ты говорил? — Почему именно я? — растерянно буркнул Егор. — А кто? Я туда не звонила, папа всегда говорит по служебному… Горик, с кем ты разговаривал в Среднекамске? Скажи маме… «Все, Кошак, раскалывайся, — сказал себе Егор. — Пора». — Ну, разговаривал… — С кем? Егор сел на тахту и зевнул. — С братом. — С кем?.. О, господи… — С двоюродным братом. С Михаилом Гаймуратовым, — глядя в стену, монотонно произнес Егор. Мать села на стул. И Егор вспомнил картину, которую видел в «Огоньке», репродукцию. Называется «Похоронка». Там женщина в платке и ватнике так же сидела и держала в опущенной руке белый бумажный квадратик. Правда, мать в атласном халате не похожа была на ту изможденную колхозницу, и не было на стене черного репродуктора, и коптилки на столе не было. Но в позе матери была такая же безнадежность… Впрочем, ненадолго! Алина Михаевна гневно взметнула прическу, лицо покраснело. — Значит, он, мерзавец, все же наболтал тебе эту чушь! — Ну зачем так… про чушь-то? — тихо сказал Егор. — Потому что это самая настоящая и… — Не надо, мама… И ничего он не наболтал. Ты сама говорила слишком громко. — А ты подслушивал! — Вот он подслушивал… — Егор дотянулся до ящика в столе, вытащил «Плэйер». Алина Михаевна слушала свой диалог с Михаилом всего полминуты, потом сказала с неприятным взвизгом: — Выключи! Сотри! — Сотру. Теперь уже все равно… Только при записи я тут целый ансамбль стер, а кассета чужая. Хозяин с меня девятнадцать рублей трясет… Это еще по-божески, потому что знакомый. Ты выдай, ладно? А то я затянул с долгом… — Еще чего! — Алина Михаевна резко шагнула к двери и обернулась. — Я должна оплачивать твои шпионские фокусы!.. Как ты смел тайком записывать разговор матери?! — Не матери, а мента. Я думал, он капать на меня пришел. — Боже, это что еще за выражения?! Где ты нахватался таких блатных словечек?! — На факультативе по эстетике, — вздохнул Егор. — Девятнадцать рэ за кассету да три пятьдесят за телефон — деньги, что ли? Да еще пятерку бы, а то даже на буфет не осталось. — На буфет получишь, а про остальные я расскажу отцу, — с необычной решительностью заявила Алина Михаевна. — Какому… отцу? — вполголоса спросил Егор. — Да ты что!.. Горик… — Она опять села в похоронной позе. — Что же… значит, наш папа теперь уже не отец тебе? — Я просто уточнил, — глупо сказал Егор. — Тому… человеку, Горик, я рассказать уже ничего не могу… Он был… хороший человек. Но тебя еще на свете не было, когда его не стало. А папа… он хоть когда-нибудь дал тебе разве понять, что ты ему не родной? Вспомни! А? |