Онлайн книга «Топот шахматных лошадок»
|
Семейкин был знаменитый адвокат. О нем упоминал другой юрист, не такой известный и дорогой — тот, к которому мы кинулись, когда началось разорение журнала. Он честно сказал: «Дело кислое, ребята, я ничего не обещаю. Вам бы связаться с Ильей Рудольфовичем, он бы, возможно, справился…» Но Илья Рудольфович Семейкин брал такие гонорары, что всей нашей оставшейся казны не хватило бы на первый взнос. Я оглянулся на Вовку, который с помидором в зубах возник в комнате. — Слушай, а может, я привлеку к делам Костю Травкина? Он у нас как бы менеджер, продюсер, генеральный директор, завхоз и прочая, прочая. Больше меня в курсе всех дел… Вовка взял помидор в измазанные соком пальцы. — Не надо, Иван. Я ведь твой хранитель, а не ихний. Не Кости Травкина, не Лены Терещенко, не Глеба Перевалова… — Он перечислил всю бывшую журнальную компанию. — И они уже думают не о том. Знают, что журнала больше не будет. Всего вам теперь все равно не вернуть… Да и не нужен журнал, ты сам понимаешь… «Тоже мне, провидец! — внутренне ощетинился я. — Опять, что ли, влез в мои мысли?» Но злиться не имело смысла, Вовка был прав. Если говорить честно, ведь еще до всех бед, после второго номера, я чувствовал: выходит не то, что хотели. Развлекать читателей получалось, да, а вот пошевелить их души, постараться, чтобы задумались всерьез о добре и зле в нашей жизни… Конечно, мы надеялись на будущее, но сейчас я чуял: не вышло бы. Ни у меня, ни у всех остальных. Ребята хорошие, да опыт не тот… И кроме того, ну да, хорошие, пока только вместе были, пока увлекались общим делом. А как поняли, что «кранты», сделались сами по себе, лишь бы выплыть. Нет, не ссорились, не подставляли друг друга, но скисли и глядели мимо друг дружки… Я ничего не ответил, стал набирать на телефоне справочное, чтобы узнать номер Семейкина. Вовка сказал мне в спину: — Ноль-ноль четыре, сорок семь, семьдесят семь… Илья Рудольфович откликнулся тут же. Суть вопроса уяснил сразу. — Да, я слышал о вашей проблеме. Должен сказать, что она непростая, вы затянули дело. Но я попробую… Надеюсь, вы сможете перечислить мне сегодня через «Экстра-юнион»… — И назвал сумму, от которой меня пошатнуло. Вовка сказал одними губами: — Не торгуйся… Я и не стал. В конце концов, пачка банкнот была солидная… — Хорошо, Илья Рудольфович. Займусь этим сейчас же. — Весьма признателен… Однако встретиться с вами я смогу лишь послезавтра утром, сейчас уезжаю на дачу. Будьте добры продиктовать мне ваш телефон… Я продиктовал, и мы с Вовкой (он все еще жевал помидор — на ходу, как мороженое) пошли на улицу Добролюбова в «Веста-банк». Там было почти пусто, прохладно и строго, все пространство простреливалось взглядами охранников. Так и казалось, что сейчас спросят: «Откуда у вас, господин Тимохин, эта валюта?» Не спросили. Я с полчаса под руководством терпеливой кассирши возился с заполнением бланка. Наконец расплатился, и мы с Вовкой выкатились под жаркое солнце. — Может, по стаканчику пломбира? А? — Ага! — А… потом что? — Вань, а потом… пока ничего. Надо ждать. Ты займись всякими своими делами, а я погуляю до вечера. Я сразу напрягся. Вовка сбоку быстро глянул на меня: — А можно вместе… если хочешь. Я хотел! Во-первых, все еще сидел во мне страх: а вдруг он уйдет и больше не появится? А во-вторых… мне просто было хорошо с Вовкой. Независимо от всех дел. Словно оказался у меня младший брат, приехал на каникулы… С детских пор я мечтал о братишке, маме говорил, однако появилась Лёлька. Тоже неплохо, но девчонка все-таки, да к тому же теперь большая. Не сестренка, а сестра (кстати, надо позвонить в Тальск, узнать, как сдает экзамены). Мы купили пломбир, посидели в сквере у фонтана с большущим гранитным глобусом. Я вдруг заметил, что Вовка стал какой-то неуверенный. — Ты что? Может, хочешь еще? — Не-а… Я про нашу прогулку… Тебе, наверно, это не понравится. Тогда не ходи… — Куда? — Я хочу на кладбище побывать, где бабушка… Я вчера про нее как-то нехорошо говорил. А она ведь бабушка все равно… — Идем, конечно! — Это Черданское кладбище, старое. Туда на троллейбусе надо. Мы сели на троллейбус шестого маршрута. Жарко было и тесно, ехали стоя. Вовка не мог дотянуться до поручня под крышей, держался за меня. Сердито сказал толстой девице: — Глядеть надо, куда топаешь, ногу отдавила, корова. — Вот тебе и ангел. Девица пфыкнула накрашенными губами. Приехали взмокшие и помятые. «Ты еще живой? — чуть не спросил я Вовку и ахнул про себя: — Дубина!» У каменных ворот бабки торговали цветами. Вовка неловко затоптался. — Ваня, дай десять рублей, а? Я бы ромашки, вот эти… Прижимая букет к индейскому вождю на футболке, Вовка повел меня по кладбищенским дорожкам. Кладбище было старинное, заросшее, попадались мшистые надгробья надворных советников и купцов разных гильдий. По ним прыгали мелкие пичуги. Дорожки сперва были широкие, утоптанные, потом, после нескольких поворотов, сделались уже, стали путаться в лопухах и мышином горохе. Вовка сперва шагал уверенно, но затем начал сбивать шаг, оглядываться. — Забыл дорогу? — Не… То есть маленько… Если бы дорога, а то джунгли… Кажется, вон туда… — И Вовка потянул меня за рубаху сквозь чащу репейника и зацветающего кипрея. — Ух ты, крапива гадючья… Все-таки он вышел куда надо. Я увидел заросший холмик и рыжий от старости венок на решетчатой железной пирамидке. Вовка деловито отнес его на ближнюю мусорную кучу. Под венком открылся побитый эмалевый медальон с фотографией. Обычное, почти знакомое старушечье лицо со сжатыми губами, темная косынка на голове. Мелкая надпись под снимком: «Тарасова Ксения Леонидовна». И даты рождения и смерти. Но эмаль с них отскочила, не разобрать. Вовка вернулся, положил на холмик ромашки, быстро глянул на меня, отвернулся, стянул с головы бейсболку и замер. Я отступил на несколько шагов. Показалось, что он меня стесняется. Вовка стоял с полминуты и вроде бы шептал что-то. Может, просил у бабушки прощения за вчерашние слова? Потом он быстро перекрестился. А меня вдруг, словно холодным воздухом, овеяла догадка: «Ох, а ведь сам-то он… наверно, тоже где-то здесь…» Вовка спиной отступил от бабушкиной могилы. Встал рядом, прохладными пальцами взял меня за локоть. И который уже раз угадал мои мысли. Сказал тихонько: — Это недалеко, вон там, у самой изгороди… стена такая из кирпича, в ней углубления, а в них вазочки с пеплом. И больше ничего. Только снаружи дощечки с именами и фотографиями… Я будто воочию увидел мраморную дощечку с именем. И с фото… 14 |