Книга Дело о пеликанах, страница 99 – Джон Гришэм

— Они отправили сержа в отпуск по болезни на три месяца.

— Что с ним случилось?

— Ничего. Он говорит, что им нужно было его убрать на какое-то время. Там сейчас как в бункере. Всем было велено заткнуться и ни с кем не вести никаких разговоров. Они напуганы до смерти. Сержу сказали, чтобы он ушел сегодня в полдень. Он предполагает, что ты находишься в очень опасном положении. Твое имя сотни раз упоминалось за прошлую неделю. Они сломали себе голову, гадая, насколько ты осведомлен.

— Кто это — они?

— Коул, конечно, и его помощник Берчфилд. Они орудуют в западном крыле, как гестапо. Иногда к ним присоединяется этот, как его зовут, маленький хорек с галстуком-бабочкой? Из внутренних дел.

— Эммитт Уэйкросс.

— Да, он. Угрозы и интриги исходят в основном от Коула и Берчфилда.

— Какие угрозы?

— Никто в Белом доме, кроме президента, не имеет права давать официальные или неофициальные интервью прессе без разрешения Коула. Включая пресс-секретаря. На все требуется разрешение Коула.

— Это невероятно.

— Они напуганы до смерти. И серж считает их опасными.

— О’кей. Я залег на дно.

— Я останавливался возле твоей квартиры прошлым вечером. Надо было сказать мне, что ты исчезаешь.

— Я выйду на тебя завтра вечером.

— Какая у тебя машина?

— Четырехдверный арендованный «понтиак» спортивного типа.

— «Вольво» я проверил сегодня во второй половине дня. Машина в полном порядке.

— Спасибо, Клив.

— У тебя все о’кей?

— Думаю, да. Скажи сержу, что все отлично.

— Позвони мне завтра утром. Я беспокоюсь.

Он проспал четыре часа и был разбужен телефонным звонком. За окном стояла ночь, и до рассвета оставалось еще не меньше двух часов. Он уставился на телефон и долго смотрел на него, сняв трубку только после пятого звонка.

— Алло, — сказал он с раздражением.

— Это Грэй Грантэм? — прозвучал смущенный женский голос.

— Да. А вы кто?

— Беверли Морган. Вы заезжали к нам вчера вечером.

Грэй стоял на ногах, окончательно проснувшись, и ловил каждое слово.

— Да. Мне жаль, если мы вас побеспокоили.

— Нет. Мой отец очень недоверчивый. И сердитый. После убийства Кертиса от репортеров не было покоя. Они звонили отовсюду. Им нужны были его старые фотографии, новые фотографии меня и ребенка. Они звонили в любое время. Это было ужасно, и мой отец устал от них. Двоих он спустил с крыльца.

— Полагаю, что нам повезло.

— Я надеюсь, он вас не обидел? — Голос был глухой и срывающийся. Она пыталась им овладеть.

— Нисколько.

— Сейчас он спит внизу на диване. Так что мы можем поговорить.

— А почему вы не спите?

— Я принимаю какое-то снотворное, и оно совершенно сломало мой биологический ритм. Сплю целыми днями, а ночью мучаюсь от бессонницы. — Было очевидно, что ей не спалось и хотелось поговорить.

Грэй сел на кровать и попробовал расслабиться.

— Я могу представить себе, какое потрясение вы перенесли.

— Требуется несколько дней, чтобы осознать это. Боль поначалу ужасная. Просто ужасная. Я не могла пошевелиться без боли. Потрясение было таким, что я не могла поверить в случившееся. Все связанное с похоронами прошло для меня как во сне. То, что я говорю, утомительно для вас?

— Нет, нисколько.

— Я должна отказаться от этих таблеток. Я сплю так много, что перестала общаться с людьми. К тому же мой отец никого ко мне не подпускает. Вы записываете?

— Нет. Я просто слушаю.

— Он был убит неделю назад, вечером. Я думала, что он задерживается на работе, что редкостью не было. Они застрелили его и забрали бумажник, поэтому полиция не смогла установить его личность. Я услышала в новостях сообщение об убитом в центре города молодом адвокате и сразу же поняла, что это был Кертис. Не спрашивайте, как они догадались, что он был адвокатом, не зная его имени. Наверное, это одна из тех странных и загадочных вещей, которые обычно присутствуют при убийствах.

— Почему он допоздна задерживался на работе?

— Он работал по восемьдесят часов в неделю, а иногда больше. «Уайт энд Блазевич» — это соковыжималка. Они пытаются доконать сотрудника в течение семи лет, и если им это не удается, то делают его компаньоном фирмы. Кертис ненавидел свою работу и устал от нее.

— Сколько он там проработал?

— Пять лет. Он получал девяносто тысяч в год, поэтому терпел.

— Вы знали, что он звонил мне?

— Нет. Я узнала от отца и думала над этим весь вечер. Что он говорил?

— Он не называл свое настоящее имя, а пользовался вымышленным — Гарсиа. Не спрашивайте, как я установил его личность, это займет много времени. Он сказал, что, возможно, знает что-то об убийствах судей Розенберга и Джейнсена, и хотел рассказать мне об этом.

— Ренди Гарсиа был в школе его лучшим другом.

— У меня создалось впечатление, что он видел в конторе кое-что, и, возможно, кто-то в конторе знал, что он видел это. Он очень нервничал и всегда звонил из телефонов-автоматов, считая, что за ним следят. Мы собирались встретиться рано утром в предыдущую субботу, но в то утро он позвонил и отказался от встречи. Он был напуган и сказал, что должен думать о безопасности своей семьи. Вы что-нибудь знали об этом?

— Нет. Я знала, что он находится в огромном напряжении, но так было все пять лет. Дома он никогда не говорил о работе, потому что страшно ненавидел ее.

— Почему он должен был ненавидеть свою работу?

— Потому что работал на банду головорезов и душителей, которые заставляли потом и кровью выколачивать каждый доллар. Они тратят кучу денег на свой внушительный фасад респектабельности, но они подонки. Кертис был лучшим студентом и мог выбирать себе работу. Они были такими добренькими, когда нанимали его, а на деле оказались настоящими чудовищами. Это очень непорядочно.