Книга Дело о пеликанах, страница 96 – Джон Гришэм

— Припоминаю. Мы печатали статью на прошлой неделе о молодом адвокате, который был ограблен и застрелен.

— Это, вероятно, он. Можешь проверить это для меня? Мне нужно знать имя его жены и адрес, если он у нас есть.

— Как вы вышли на него?

— Долго рассказывать. Мы попытаемся поговорить с его вдовой сегодня вечером.

— Гарсиа мертв. Это злой рок, малыш.

— Это хуже, чем злой рок. Парнишка знал что-то, и они его пришибли.

— Вам ничто не грозит, как ты думаешь?

— Кто знает.

— Где девушка?

— Она со мной.

— Что, если они следят за его домом?

Грэй не задумывался над этим.

— Мы должны использовать этот шанс. Я перезвоню тебе минут через пятнадцать.

Он поставил телефон на пол и сел в старинное кресло-качалку. Пиво на столе было теплым, но он сделал большой глоток и стал смотреть на Дарби. Ее глаза были закрыты рукой. Она лежала в джинсах и свитере. Платье валялось в углу. Туфли брошены посреди комнаты.

— С вами все в порядке? — спросил он тихо.

— Чудесно.

Она была настоящей чертовкой, и это нравилось ему в женщинах. Конечно, она была без пяти минут адвокат, и их, должно быть, этому учили. Он потягивал пиво и любовался джинсами. В этот короткий момент он без помех мог смотреть на нее и не бояться быть пойманным. Это доставляло ему удовольствие.

— Вы глазеете на меня? — спросила она.

— Да.

— Секс — это самое последнее, что приходит мне в голову.

— Тогда почему вы заговорили о нем?

— Потому что я чувствую ваше вожделение по моим накрашенным ногтям на ногах.

— Верно.

— У меня болит голова. По-настоящему болит.

— После такой работы это неудивительно. Дать вам что-нибудь?

— Да. Билет в один конец до Ямайки.

— Вы можете уехать сегодня же вечером. Я прямо сейчас отвезу вас в аэропорт.

Она убрала руку с глаз и слегка помассировала виски.

— Извините, я плакала.

Одним залпом он допил остатки пива.

— Вы заслужили право на это.

Она была в слезах, когда выходила из лифта. Он ждал ее в вестибюле, как заботливый отец, с той лишь разницей, что в кармане у него лежал пистолет тридцать восьмого калибра, о котором она, впрочем, ничего не знала.

— Итак, какого вы мнения о профессии репортера после сегодняшнего дня?

— Я бы лучше пошла колоть свиней.

— По правде говоря, не каждый день бывает таким насыщенным событиями. Иногда я просто сижу целыми днями за столом и названиваю бюрократам, которые отвечают «без комментариев».

— Звучит великолепно. Давайте завтра этим займемся.

Он сбросил свои ботинки и положил ноги на кровать. Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. Несколько минут они не произносили ни слова.

— Вы знаете, что Луизиану называют еще штатом пеликанов? — спросила она, не открывая глаз.

— Нет. Я не знал этого.

— Это настоящий позор, поскольку пеликанов там извели еще в начале 60-х.

— Что с ними случилось?

— Пестициды. Они питаются только рыбой, а рыба водится в речной воде, перенасыщенной соединениями хлора с углеводородом, образующимися в результате применения пестицидов. Дожди смывают пестициды с полей в ручейки, впадающие в речки, большинство из которых течет в Миссисипи. Когда рыба доходит до пеликанов, она оказывается нашпигованной ДДТ и другими химикатами, которые накапливаются в жировых прослойках птицы. Немедленная смерть случается редко, однако во время голода или в плохую погоду пеликаны, орлы, бакланы оказываются вынужденными использовать свои внутренние резервы и начинают в буквальном смысле травиться своими собственными жирами. Если они не умирают, то теряют способность к воспроизводству. Их яйца становятся настолько хрупкими, что трескаются во время высиживания. Вы знали об этом?

— Почему я должен был об этом знать?

— В конце 60-х в Луизиану начали завозить коричневых пеликанов из южной Флориды, и с годами их поголовье стало постепенно увеличиваться. Однако эти птицы все еще в опасности. Сорок лет назад их насчитывались тысячи. Кипарисовое болото, которое Маттис собирается уничтожить, является местом обитания всего нескольких десятков пеликанов.

Грэй обдумывал услышанное. Она ненадолго замолчала.

— Какой сегодня день? — спросила она наконец, не открывая глаз.

— Понедельник.

— Сегодня неделя, как я уехала из Нового Орлеана. Ровно две недели назад Томас и Вереек обедали вместе в Вашингтоне. Это был, безусловно, роковой момент, когда дело о пеликанах перешло из рук в руки.

— Вчера было три недели, как от рук убийц погибли Розенберг и Джейнсен.

— Я была невинной студенткой-юристкой, занимавшейся своими собственными делами и имевшей чудесный роман со своим профессором. Думаю, что те дни уже не вернуть.

«Юридический колледж и профессора уже не вернуть», — подумал он.

— Какие у вас планы?

— Никаких. Мне хочется только одного: выпутаться из этой истории и остаться живой. Я куда-нибудь сбегу и спрячусь на несколько месяцев, а может быть, лет. У меня достаточно денег, чтобы скрываться долгое время. Если настанет такой момент, когда я не буду озираться, то, может быть, вернусь назад.

— В юридический колледж?

— Не думаю. Юриспруденция утратила для меня свою привлекательность.

— Почему вам хотелось быть адвокатом?

— Идеализм и деньги. Мне казалось, что я смогу изменять мир, да еще и получать за это деньги.

— Но адвокатов уже хоть пруд пруди. Почему все эти вундеркинды так и прут в юридические колледжи?