
Онлайн книга «Фантазерка»
Мы распределили обязанности и приступили к работе. Ольга продолжила рассказывать о дочери. Будто кран закрыли на минуту, а потом снова открыли. – Ты, говорит, мама, неаккуратная. А когда мне аккуратной быть? Как проклятая с утра до вечера, весь дом на мне. Я ей: не нравится, сама убирай. Она: за вами, мол, не наубираешься. И в туалете воняет. А это, отвечаю, сортир, а не розарий. Ну, туалет-то она моет. Перчатки натянет и драит. Ты, говорю, еще маску напяль… – Оля, — перебила я, — а младшая дочь? Ольга запнулась, словно только вспомнила наличие второй дочери. – Со старшей пример берет, тоже гонор начинает показывать. И вот Ленка мне… – Как девочки учатся? Я увижу их сегодня? – Не, они у бабушки. Учатся? Да, нормально. Значит, Ленка мне претензии… Все родители время от времени жалуются на детей. Но львиная доля в наших жалобах — гордость за детей. Я, скажем, возмущаюсь: сын два месяца сидел в каком-то молодежном чате, прикидывался летчиком-полярником и морочил головы взрослым девушкам. Подтекст моих речей — мальчик с компьютером на «ты». В Ольгиных словах подтекст не просматривался. Но предположить, что она из двенадцатилетней девочки сделала себе врага, было нелепо. Да и вникать не хотелось. После нашей с сестрой веселой потасовки и совместного принятого душа настроение было самое благостное. – Будет тебе, Оля! — примирительно сказала я. — Радуйся, что дочери такие чистюли. Безо всякого твоего усилия, — не удержалась от шпильки. И тут же перевела на Пушкина, вспомнила его слова. — Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей. – О, ногти! — подхватила Ольга, которой каждое лыко было в строку. — Как сядет Ленка за маникюр, так три часа возится. Кутикулы выводит. У меня отродясь никаких кутикул не было… – Оль, хватит! — попросила Маша. — Несешь и несешь! Можно подумать, что ты дочь не любишь. – Как не люблю? — опешила Оля. — Разве можно не любить? – Тогда не наговаривай на ребенка. А то Настя подумает, что ты не мать, а ехидна. – Ты что? — испугалась Ольга. — Настя, правда? – Ни в коем разе, — успокоила я. — Стремление к совершенству бесконечно. Хотя… чего тебе стремиться? Ты всегда была воплощенным совершенством. Маша лягнула меня под столом ногой. Оля иронии не поняла. – Помнишь, — спросила я, — как ты надевала мои вещи и однажды я тебе устроила разнос? – Не помню, — удивилась Оля. — Так было? – А как мамину чашку разбила? – Что-то смутно вспоминаю. – Ничего удивительного. Ты была настолько поглощена Лешей, что ничего вокруг не замечала. На лице Ольги скорее досада отразилась, чем благостное воспоминание. Я не успела понять, в чем дело, как пришел сам Алексей. Если за прошедшее время Ольга раздалась, я усохла, то Леша почти не изменился. Слегка заматерел и морщин мимических прибавилось. Он по-прежнему улыбался, стеснительно и мило. Не знал, как здороваться со мной, — обняться? за руку? Ольга приветствовала мужа вопросами, заданными грубым тоном: – Майонез купил? Забыл? Меня поразило ее лицо. Ведь как на него прежде смотрела! Как на божество! Не дышала, налюбоваться не могла. А теперь! Губы поджала, в глазах — неприкрытое презрение. Я подошла к Леше, поцеловала его в щеку: – Здравствуй! – Настя! Сколько лет, сколько зим! Он еще шире улыбнулся, что тут же было отмечено Ольгой: – Чего лыбишься? Все лыбится! Всю жизнь с улыбочкой. А майонез кто купит? Нам для оливье нужно и в селедку под шубой слоями покрывать. Ругать Лешу за улыбку, природную, неотъемлемую составляющую его лица и мимики, все равно, что обвинять человека в том, что глаза у него зеленые, а не карие. – Несись в магазин, — продолжала командовать Оля. — Одна нога здесь, другая там. Еще вина купи… или… Девочки, может, шампанского или коньяка? — расщедрилась она. И меня снова шокировала игра ее лица: повернувшись к нам, Ольга излучала добро и радость, обратившись к мужу — злобную усталость. – У меня денег не было, — оправдывался Леша. – А у тебя их никогда нет! — с готовностью усмехнулась Оля. — Работничек! Добытчик! Захребетник! – Помолчи, — скривился Леша. — Хоть при чужих. – А Настя нам не чужая, мне от нее скрывать нечего. Держи деньги. И майонез на перепелиных яйцах не покупай, перепелиными я брезгую. «Она брезгует! — мысленно возмутилась я. — Посудой в жирной смазке не брезгует. С газовой плитой, которую столетие не мыла, живет не страдает. На драный линолеум и тараканьи следы не морщится. А диетические яйца не угодили принцессе!» Маша поняла мое состояние и постаралась перевести все в шутку, когда Алексей ушел. – Ведь как Ольга высчитывала? Выходит замуж за лейтенанта, через два года он старший лейтенант, потом капитан, майор… Словом, к тридцати годам Ольга у нас генеральша. Юмор на данную тему Ольге был недоступен. Она серьезно подтвердила: – Вот именно! Из-за него недоучилась, техникум бросила, увез на край света. Уж вернулся Леша из магазина, а Ольга продолжала расписывать его недостатки. Как Леша медленно продвигался по службе, только до капитана дослужил, каким олухом себя выставил в той истории с самоубийством солдата, как Лешу сделали крайним, а он только ушами хлопал… Называла мужа, который тут же находился, только в третьем лице: «он», «его», «ему». Попытки Маши заткнуть подругу не увенчались успехом. Ольгу несло. Сменила пластинку: час назад старшую дочь хаяла, теперь мужа. Леше было неудобно, но не слишком. Он слабо огрызался, но жену не приструнивал. Привык. Настроение у меня испортилось. Не могла постичь, как роковая любовь может переродиться в пошлые дрязги. Хотя известно: любовная лодка разбилась о быт. Но у Ольги была даже не лодка, а космический корабль, который летал в космосе, высоко над всем земным. А потом, выходит, с орбиты спикировал? Закончив с оливье, я вымыла руки под краном и сказала Ольге: – Достаточно! Все поняла. Леша пока не оправдал твоих надежд, это еще в будущем. – Да чего от него ждать… – Оля! Хочу тебе сказать, что мужчины вообще, все и каждый в частности, имеют уйму недостатков. Вот, например, мой муж Борис. По выходным ездим на дачу. И он ведет машину так, что солнце лупит мне в глаза. Ольга кивнула, надеясь услышать, как я вторю ей, думала, что в моем лице встретит активистку популярного женского клуба «Мой муж тиран и кретин». Ольгиных надежд я не оправдала: – Как будто трудно Борису встать пораньше и переставить солнце на другую сторону. Правда, к даче одна-единственная дорога. Лентяй! Так и мучаюсь: утром на дачу — солнце в лицо; вечером с дачи — светило в физиономию. Одно утешает: Борису в равной степени достается. |