Онлайн книга «Камера»
|
– Тогда не стоит терять времени. Обещаю, что без вашего разрешения я ни звука не издам в присутствии прессы не повторю ни слова из сказанного вами, не вступлю в контакт с издательствами или киношниками. Клянусь. Сэм закурил вторую сигарету и опустил голову. Пальцы, сжимавшие дымящийся бумажный цилиндрик, почесали висок. Тишину в комнате нарушало лишь урчание кондиционера. Водя ручкой по разлинованному листу блокнота, Адам почти гордился своей выдержкой. Боль в желудке стихла. Похоже было, что Кэйхолл не видит смысла продолжать разговор. – Тебе о чем-нибудь говорит имя Баррони? – вдруг спросил Сэм. – Баррони? – Да, Баррони. Из Калифорнии. Прибыл сюда на прошлой неделе. Адам тщетно пытался вспомнить. – Должен был что-то слышать. – Должен был что-то слышать? Ты, образованный, начитанный – и всего лишь “должен был слышать”? О Баррони? Дырка ты в заднице, а не юрист. – Я не дырка в заднице. – Ну-ну. А как насчет “Штат Техас против Икеса”? Уж это дело ты наверняка прочитал? – Когда оно слушалось? – Месяца полтора назад. – Где? – В окружном суде. – Тоже по Восьмой поправке? – Не будь идиотом. – Сэм пренебрежительно усмехнулся. – Думаешь, я листаю судебные сборники от нечего делать? Да пройдет всего четыре недели, и мне… – Нет, я не помню Икеса. – Что же ты читал? – Все наиболее важные отчеты. – И про Бэрфута тоже? – Естественно. – Расскажи мне о нем. – Это что, экзамен? – Это то, чего я хочу. Откуда он родом? – Не помню. Но дело называлось “Бэрфут против Эстелла”, восемьдесят третий год. Верховный суд постановил тогда, что приговоренные к смерти могут подать оговоренное законом количество апелляций и не имеют права оттягивать их подачу до дня казни. Что-то в этом роде. – Господи, ты действительно читал его. Неужели не ясно, что суд в любой момент может пересмотреть собственное решение? Пошевели мозгами, парень. В течение двух столетий федеральная власть приветствовала смертную казнь. Наказание полностью соответствовало конституции, которую изрядно приукрасила Восьмая поправка. Затем, в семьдесят втором году, Верховный суд страны изменил конституцию и объявил смертную казнь вне закона. Позже, в семьдесят шестом, высшая мера была восстановлена – теми же самыми ослами в черных мантиях. Теперь Верховный суд опять принялся заигрывать с конституцией. Людям Рейгана надоело возиться с апелляциями, и они решили упростить процедуру. Мне это кажется странным. – Не вам одному. – А Далэни? – Сэм глубоко затянулся. Несмотря на работавший кондиционер, под потолком плавало облако дыма. – Откуда он? – Из Луизианы. – Уверен, что его дело мне знакомо. Я читал их побольше вашего, но запоминал только те, что собирался как-то использовать. – Использовать? – В своей практике, при оформлении ходатайств или апелляций. – Выходит, ты уже занимался смертными приговорами? Сколько у тебя их было? – Ваш – первый. – Звучит не очень-то успокаивающе. Эти иудеи вознамерились поэкспериментировать? Тебе поручили набраться опыта? – Мне никто ничего не поручал. – Даже Гудмэн? Гарнер жив еще? – Он примерно ваших лет. – В таком случае ему осталось недолго, согласен? А Тайнер? – Мистер Тайнер на здоровье не жалуется. Передам, что вы им интересовались. – Будь любезен. Скажи, я соскучился. Соскучился по обоим. Черт, мне потребовалось почти два года, чтобы выставить их за дверь. – Они не жалели своих сил. – Пусть пришлют мне счет. – Сэм хихикнул впервые за время беседы. Методично затушив окурок, он тут же извлек из пачки новую сигарету. – Для сведения, мистер Холл: адвокатов я ненавижу. – Это вполне по-американски. – Они преследовали меня, докучали мне, издевались надо мной, их стараниями я попал сюда, в конце концов. Но и здесь меня не оставили в покое. Устав от лжи, эти твари прислали на свое место несмышленого новичка, который в нужную минуту и рот побоится открыть. – Думаю, вы еще удивитесь. – Я наверняка удивлюсь, сынок, если ты отличишь мышиную нору от дырки в собственной заднице. В случае успеха ты станешь первым из вашей фирмы, кому это удалось. – А ведь это благодаря именно им вы пока так и не вошли в газовую камеру. – Я должен быть благодарен? Да передо мной в очереди стоят пятнадцать человек. Почему вдруг я стану первым? Я пробыл здесь девять с половиной лет. Тримонт – четырнадцать. Конечно, он афроамериканец, это всегда помогает. У черного больше прав, ты же знаешь. С ним сложнее. Что бы он ни сделал, виноват оказывается другой. – Неправда. – Тебе ли понимать, где правда, а где нет? Год назад ты корпел над учебниками, носил старенькие джинсы и пил с друзьями пиво. Ты еще и не жил, парень. Не говори со мной о правде. – Значит, вы за то, чтобы суды с афроамериканцами не церемонились? – Такой подход был бы разумным. Большинство этих подонков заслуживают смерти. – Уверен, на Скамье вас не поддержат. – Твое право. – Вы считаете свой случай особым? – Да. Я – политический узник, который оказался здесь по воле маньяков, преследующих определенные цели. – Мы можем поговорить о степени вашей вины? – Нет. Но я не делал того, что мне приписывают. – Выходит, у вас имелся сообщник? Бомбу установил кто-то другой? Сэм потер лоб. В комнате было все же намного прохладнее, чем в его тесной одиночке. Пусть разговор лишен всякого смысла, но все-таки это разговор не с тюремщиком. Нет, нужно сполна насладиться отпущенным временем, растянуть его. |