Книга Радуга и Вереск, страница 63 – Олег Ермаков

— Прошу вас, — тихо и твердо произнес он, — успокойтесь. Очень часто в кадр попадают различные детали или фигуры. Снимал-то я колокольню с часами.

— А, ну я там просто фигурка? Как в Танцующих часах?

— Танец времени? — вопросил лысоватый, севший на скрипучий стул.

— Можно и так сказать, — ответил часовщик.

— Любопытно. Хотелось бы это увидеть.

— Ради бога, запросто. Осталось купить билет в Вену, — говорил часовщик.

— Что же это за часы? Ты о них не рассказывал.

— В полдень начинается парад фигур под музыку, от Марка Аврелия, основавшего там первое поселение, до Гайдна под музыку собственного сочинения. Всего двенадцать фигур принцев, монархов с их супружницами.

— Здорово, — сказал бородач, — что там Гайдн. Вместе с Моцартом они и основали свою музыкальную империю.

— Какие же персонажи могли бы ходить в наших часах? — спросил лысоватый с улыбкой. — Основателя имени мы не знаем… Тогда князь Олег с маленьким Игорем на пути в Киев?

Но ему не успели ответить, в прихожей раздался шум, все обернулись, и некоторое время спустя в комнату вошел Аркадий Сергеевич в пуловере, джинсах. Он протирал запотевшие очки, извинялся за опоздание, благодарил Бориса, забравшего у него ключ и отпершего квартиру, дабы все могли греть уши и носы и наслаждаться видом из окон.

— Да уже толком ничего и не видно, — заметил часовщик.

Аркадий Сергеевич протер очки и уставился на Косточкина.

— Ба! Это вы? Ответный визит вежливости? Похвально. Ну, как ваша голова? Ребра?

— Ты с ним все-таки подрался? — спросил часовщик.

— Почему все-таки?

— Ну как сказать… Фотографы такой назойливый народ, что им лучше ходить в шлемах…

— …и с бейсбольной битой, — добавил сам Косточкин.

Все засмеялись.

Пробормотав, что сейчас он выложит все и потом уже пойдет сменит пуловер на пиджак, Аркадий Сергеевич расстегнул кожаный вместительный портфель и доставал оттуда бутылки вина, хлеб, что-то еще.

— Вина и я принес, — заметил Борис.

— А я рыбу, — сказал часовщик. — Жареных карпов.

— У меня сыр, — подал голос кареглазый, — и оливки.

Косточкин подумал, что тоже должен сказать о своем вкладе, и так и поступил, чего тут мямлить:

— А я, Аркадий Сергеевич, принес альбом. Помните вы его? Вот этот?

Аркадий Сергеевич направил ртутные очки на альбом в руках Косточкина.

— А, этот альбом… Да. Хорошее дело сделали Балбышкин и Степченков. Столько снимков позапрошлого и начала прошлого веков. Вам повезло и как фотографу, и просто как любознательному человеку. Здесь развитие фотографического дела в Смоленской губернии, биографические сведения, тысяча уникальных снимков. Великолепно! И копались ребята в архивах, библиотеках десять лет. Это труд. Поздравляю с приобретением.

— Я не купил, дорого, — заметил Валентин.

— Ну, купить мне удалось дешево, — признался Косточкин.

— За сколько?

— Четыреста рублей.

— Ого, это удача!

— Да… но…

— Хотите перепродать дороже? — тут же съязвил часовщик.

Косточкин бросил на него уничтожающий взгляд, но часовщик не исчез, оставался здесь, в черном костюме, синеглазый, чисто выбритый.

— Хочу знать, — сказал Косточкин, открывая альбом и листая страницы, — знать… — Тут ему подумалось, что все это зря, он делает что-то не так, по крайней мере надо было прийти в другой раз, завтра, когда тут не будет уже столько людей. — Вот здесь… Да!

Аркадий Сергеевич посмотрел. Косточкин для верности даже пальцы сунул в аккуратные прямоугольнички пустоты на странице.

— Что это? — спросил Аркадий Сергеевич, вытягивая узкие губы и поправляя очки.

К ним приблизились и остальные.

— Не гонялся бы ты, мил человек, за дешевизною, как говорится, — произнес часовщик.

— Где покупали? — спросил Борис весело.

— В магазине на соборном дворе.

— Хм, любопытно, любопытно… — пробормотал Аркадий Сергеевич. — Сейчас мы посмотрим. — Он ушел в другую комнату и вскоре вернулся с таким же альбомом. — Ну-ка, что именно?.. Какая там страница?.. Пятнадцатая?.. Так. Так… Вот! Ну-с? Три фото… Эти. Ню. Авторы безымянны. Одна дама в одежде, но принявшая легкомысленную позу, так, и две мадам обнаженные.

Аркадий Сергеевич поднял голову и обвел присутствующих взглядом сквозь толстые стекла очков, узкие его губы кривились. Остальные рассматривали фотографии в альбоме хозяина квартиры и сравнивали эту страницу со страницей альбома Косточкина. Косточкин медленно наливался краской. Он вдруг отчетливо вспомнил реплики того косящего фотографа в магазине. Ведь тот его, по сути, и предупреждал. У Косточкина цепенел затылок, как будто тело находилось в состоянии невесомости, что ли?.. Как же он забыл того фотографа?.. Что вообще происходит с ним в этом городе? Косточкин готов был сорваться и, бросив все, выскочить вон.

Аркадий Сергеевич обернулся к часовщику.

— Савва, что это может означать?

— Что… что… Разве я служу у них? Ну вызывают время от времени починять время. — Он усмехнулся.

— Но ты лучше со всеми там знаком, — возразил Аркадий Сергеевич.

— Цензуру это означает, вот что.

— Дайте мне, — попросил кареглазый, беря альбом Косточкина и разглядывая изуродованную страницу. — Похоже, рука цензора была в ярости. Нож повредил другую страницу.

Косточкин посмотрел. Раньше он этого не заметил. Точно, на другой странице остался след инструмента.

— Святая инквизиция? — спросил Аркадий Сергеевич.

Часовщик пожал плечами.

— Поправка. Видимо, попался альбом на глаза владыке или кому-то еще. Вот и все.

— Отвратительно, — сказал кареглазый, с брезгливой миной возвращая альбом Косточкину.

— Знаешь ли, Валентин, в чужой монастырь нечего лезть со своим…

— …носом, — невольно закончил вместо него Косточкин. — В виде объектива?

Все засмеялись, кроме часовщика.

— Я думаю, в Москве этот альбом стоит в два раза дороже, чем в нашем обычном магазине, — сказал часовщик. — Так что и надо было покупать за нормальную цену в светском магазине.

— О-ча-ро-ва-тель-но, — тягуче произнес лысоватый Валентин. — Магазины светские и святые.

— Когда я слышу «светские», то думаю о Советском Союзе, — сказал Борис.

— Светская советская инквизиция была хуже, — сказал часовщик.

— Куда уж хуже! — воскликнул Валентин. — Взять тесак и покромсать чудесную книгу.