Онлайн книга «Каков есть мужчина»
Большинство мест свободно, он паркует машину. Холодный воздух хватает его за лицо, едва он открыл дверцу. И заметно воняет собачьим дерьмом. И тут же табличка, предупреждающая, к его удивлению, об опасности воровства. Он оглядывается – кругом никого, тишина. Слышно только отдаленное движение машин по Страда-статале-309. Воры? Только не сейчас. В любом случае в его машине нет ничего интересного для воров. Он надевает шарф и закрывает машину. До кампанилы несколько сотен метров. Она просматривается за голыми деревьями. Он направляется к ней, но что-то будто давит на него, какое-то чувство бессмысленности, никчемности. Он ощущает усталость и холод, да и не так уж ему хочется осматривать эту кампанилу. Теперь, когда он здесь, идет к ней по выбеленной морозом щебенке, стараясь шагать поживее, чтобы согреться. В самом деле – не на что тут смотреть. Кругом жидко разбросанный парк. Он проходит мимо двух совсем скромных кафе с пустыми террасами, стоящих вдоль дороги, ведущей к кампаниле. Кажется, только одно из них открыто, по крайней мере, так сообщает табличка. И тут он думает, что, может быть, аббатство и закрыто в этот будний день в такое время года. Тем не менее оно открыто. Было бы на что смотреть. Осмотрев аббатство, он заходит в это кафе. Очень простое место – совсем не похоже на то, где они ели тогда с Аланом и его женой много лет назад. В зале игровой автомат с мигающими лампочками. Старые постеры на стенах. На полках пыльные бутылки с вином на продажу. Он садится за маленький столик. Официант кладет перед ним бумажную салфетку под приборы и дает ему ламинированное меню. Кроме него в кафе только пара средних лет, они разговаривают вполголоса. Должно быть, немцы. Он быстро проглядывает меню. Он не очень голоден. Он хочет чего-то горячего. И заказывает суп. Аббатство он осматривал не больше получаса – ряд низких кирпичных строений, очень простых, с маленькими окошками. Несколько скромных панелей резного белого мрамора. Внутри в основном просто пустые комнаты. И дворик с квадратом газона и колодцем посередине. По-своему выразительные картины. Вполне можно было представить здешний жизненный уклад тысячелетней давности, тогдашнее мироощущение. Одна сторона дворика была ограничена церковной стеной. Весь интерьер церкви заполняла настенная роспись и статуи. Он провел там какое-то время, рассматривая с интересом историка настенную роспись, изображавшую странные и часто жестокие сцены. Человек на костре. Обнаженные женщины. Дьявол с огромной овальной пастью, в которой корчились люди. Насмотревшись всего этого, он вышел из церкви. Низкое зимнее солнце освещало глубокую паперть. В стенах имелись мраморные таблички, посвященные знаменитым покойникам. Их он тоже осмотрел, неспешно, спокойно. Надписи были, очевидно, на латыни, которую он учил очень давно. Он еще что-то помнит и порой способен сложить фразу-другую, и в одной из надписей он увидел пять слов, которые заставили его остановиться в задумчивости. Всего одно предложение на латыни, на каменной пластине, в память о каком-то человеке, умершем много столетий назад. Официант ставит перед ним горячий суп и кладет несколько хлебных палочек, завернутых в бумагу. – Grazie [78], – говорит он. – Prego [79], – отвечает официант, удаляясь. Немцы за другим столиком развернули карту северо-восточной Италии. Склонившись над ней, они тихо о чем-то говорят. Официант тоже с кем-то говорит, хотя никого больше не видно. Он снова что-то произносит резким тоном. А затем откуда-то выходит маленькая девочка и, подойдя к одному из пустых столиков, садится. Ей должно быть… лет семь? Она сидит за столиком и смотрит в окно, ее ноги покачиваются над полом. Тони ест свой суп – minestra di fagioli [80]. Зеленые капустные листья плавают в нем и крупная, жирная фасоль. Девочка, продолжая смотреть в окно, за которым тихий зимний день, начинает что-то шепеляво напевать мягким голоском. Пока ест суп, он пытается разобрать слова песни. Она поет ее уже по второму разу. – Gennaio nevicato, – поет она, губы ее едва шевелятся. В январе идет снег. – Febbraio, mascherato. Февраль носит маску. – Marzo, pazzerello. Март безумен. – Aprile, ancor più bello. Апрель еще чудесней. – Maggio, frutti e fiori. Giugno, vado al mare. Май, фрукты и цветы. Июнь, идем на море. – Luglio e Agosto, la scuola non conosco. Июль и август, школа забыта… Никакой школы. – Settembre, la vendemmia. Ottobre, con la nebbia. Сентябрь… э-э… урожай. Октябрь, туманный. – Novembre, un golf in piú. Dicembre con Gesù. Ноябрь, еще один джемпер. Декабрь, Иисус. Закончив петь, она вытирает нос тыльной стороной руки. У нее золотисто-каштановые волосы и бледная кожа. Она замечает, что он смотрит на нее. Глаза у нее зеленоватые. Он улыбается. – Милая песенка, – говорит он ей по-итальянски. – Я выучила ее в школе, – произносит она. – Правда? – Да. – Что ж. – Он, не зная, что еще сказать, добавляет: – Молодчина. Она пожимает плечами и начинает петь снова, глядя в окно, вероятно, ей больше нечем заняться. – Gennaio nevicato. Febbraio, mascherato… Немцы оплачивают счет. Они уходят, а официант начинает вытирать после них стол. – Un caffè [81], – говорит ему Тони, когда он проходит мимо с тарелками. Официант кивает, давая понять, что заказ принят. Его дочка – если она ему дочка – все так же поет. – Novembre, un golf in più. Dicembre con Gesù. И тут неожиданно возвращаются немцы, очевидно, крайне возбужденные. Официант занят с кофемашиной, колотит по ней ладонью. – Polizei! – выкрикивает немец. – Polizei! [82] Официант продолжает заниматься своим делом. Он только поворачивает голову, а мужчина что-то говорит по-немецки, чего официант, похоже, не понимает. Немец пробует перейти на английский. – Пожалуйста, вы должны вызвать полицию, – просит он. – Вы должны вызвать полицию, – повторяет его жена с безумными глазами. |