Книга Без боя не сдамся, страница 58 – Дина Рид

– Что ж, вполне по-христиански, – согласился клирик. – Но зачем же сразу в скит? А домой вернуть – родителям?

– Я соврал, что сирота и что жилья у меня нет. Впрочем, тогда я в это верил – к отцу возвращаться не собирался. И не вернулся бы, если б он меня по суду не забрал полупарализованного из больницы.

Довольный клирик строчил, не поднимая головы.

– Если быть точным, я не говорил никому о том, что отец меня ищет, – продолжил Алёша, когда клирик перестал водить ручкой по бумаге. – Я и сам был не в курсе – думал, ему наплевать. Кстати, я полагаю, у вас нет прямого доступа к полицейским сводкам. А мой паспорт был в порядке. Соответственно, батюшка о моих проблемах с законом просто физически узнать не мог. Записали? Хорошо. Что ещё? Да! Я оставался в скиту по своей воле. Трудником, как мирские, что приезжали на неделю, на месяц. Я мог уйти в любой момент, но боялся.

– Чего боялся? – по-охотничьи схватился за слово клирик, навострив уши, как кот перед прыжком на воробья.

– Опять на улице оказаться. В канаве подзаборной. Не попадали? Нет? Неизгладимые впечатления.

– Ясно. Я бы не стал дерзить на вашем месте, молодой человек, – порекомендовал клирик.

– На моём месте, думаю, вы бы не оказались, – хмуро заметил Алёша. – Ладно, забыли. Послушником я стал только в девятнадцать. Уже совершеннолетний. Так что нарушения устава не было. Потом я хотел принять постриг по той же причине – чтобы не уезжать. Мне в скиту было хорошо. По-человечески. Потому что там люди нормальные. И жить там было просто: работай, молись и будь сам человеком.

– Хм, а как же служение Господу нашему Иисусу Христу? – ехидно осведомился клирик.

«Кто бы говорил?» – подумал Алёша, но вслух сказал:

– В этом и есть служение. И вера.

– Интересно…

– Я продолжу. Отец Георгий посчитал, что монаха из меня не выйдет. Он, напротив, говорил, что мне надо вернуться к мирской жизни: испытать веру и понять, чего я хочу на самом деле.

– А вы что же?

– Я решился уйти как раз перед тем, как упал со скалы. Можете считать, что я тогда уже не был послушником.

– И всё-таки были… – саркастически улыбнулся клирик. – Вы пытаетесь выгородить своего наставника, я понимаю.

– Нет, – резко ответил Алёша. – Я могу поклясться на Библии, именем Господа, чем угодно – всё так и было. Мне даже выдали мирскую одежду – брюки и рубашку, и немного денег на пробную поездку в город. Кстати, выдал именно Никодим, который тогда был отцом-экономом.

– Что ж, проверим, – причмокнул клирик. – А расскажите, брат мой, про скандал с танцовщицей и певцом. Насколько я понимаю, вы приняли в нём непосредственное участие.

– Да.

– Чудненько! Ну и?

Алёша начал говорить не сразу. Ни Маша, ни батюшка не должны были снова пострадать от его глупости. Он и так виноват перед ними. По самую макушку. Куда уж больше?!

Алёша ещё раз взглянул на азартно блестящие глаза клирика, застывшего в ожидании скабрезных подробностей. «Этому не докажешь, что есть любовь и страх потерять любимую. Что от ревности не соображаешь ничего. Что есть что-то больше устава. Этому ничего не докажешь».

Лгать было противно, но Алёша решился. Лишь бы не привлечь внимание фальшивого духовника к Маше. Ей не место на допросах. Ей даже помнить о том ужасном случае не надо. Прости, Господи!

Отстранённо и холодно, будто не о себе, Алёша принялся рассказывать, как увидел красивую туристку, как поддавался недозволительным послушнику греховным мыслям. День и ночь. И даже во время молитвы. А девушка не догадывалась ни о чём, да она и о его-то существовании не знала! Алёша сказал, что лишь раз покаялся об этом на исповеди, а потом молчал. «Знаете, я находил в этом определённое удовольствие – в том, что у меня была своя тайна», – врал он, вжившись в роль сумасшедшего вуайериста. И в душе Алёши пенным осадком поднималась тошнотворная муть. «Прости меня, Господи, но я должен».

Несмотря на восклицания «Ай-яй-яй. Как же вы так? Что же вы?», клирик смаковал ложь на бумаге, и ему, очевидно, это нравилось.

«Знакомо, гад?» – думал Алёша и продолжал вслух придумывать подробности слежки. Он почти бахвалился умением всё тщательно скрывать от наставника. Наконец Алёша дошёл до момента, когда участие девушки в съёмках клипа окончательно помутило ему разум. С коченеющей от мерзости душой Алёша закончил:

– Я её привязал к дереву. Собрался сжечь – из ревности. Потом отпустил. И ушёл в горы. Просто не знал, что делать, – был, как пьяный. Не могу вам точно сказать, сам я со скалы прыгнул или сорвался случайно. Помню, всякая ерунда виделась. Наверное, бесы, которым я поддался.

– И что вам привиделось? – с любопытством спросил клирик.

– Тёмная фигура. Мутная такая. У меня всё время потом перед глазами мутно было, как будто я слепнуть начал.

– А знаете, что свидетели нашлись? Говорят, рядом с вами кто-то был. Этот некто в тёмной одежде и столкнул вас с обрыва. Палкой, – прикусил кончик ручки клирик.

– Правда?! – не поверил Алёша, обескураженный сообщением. – Я думал, это было только в моём воспалённом мозгу…

– Увы. Кого-нибудь подозреваете?

– Не знаю. – Алёша был потрясён. – Я по-любому заслужил всё. Вы сами видите.

– С этим не мне разбираться, – развёл руками клирик. – А к вам следователь разве в госпиталь не приходил?

– Приходил два раза, но я тогда ничего не помнил, даже кто я такой.

– А потом?

– Потом отец забрал меня домой, в Ростов. Наверняка он постарался замять дело, чтобы фамилия «Колосов» в новостях не фигурировала. У него снова выборы намечались.

– Странно. Но, брат мой, если вы напали на ту девушку, то понимаете, что это подсудное дело, точнее уголовное?

– Понимаю, – сказал Алёша. – Я готов ответить.

Клирик посмотрел на него задумчиво и пробормотал:

– М-да, а дело выглядит совсем не так, как казалось. Если вы говорите правду, конечно. Девушка может подтвердить?

– Девушка может рассказать только, как какой-то дебил в рясе бросился на неё в лесу. Вряд ли это вам поможет, – усмехнулся Алексей и испытующе посмотрел на клирика. – Вы меня арестуете?

– Мы не полиция, – заметил тот, а затем внимательно, с сомнением принялся изучать Алёшу из-под очков: – А не наводите ли вы на себя напраслину, брат мой? Ведь если признают, что вы ещё были послушником, на вас могут наложить суровую епитимью или отлучить от церкви…

Алёша вздрогнул и побелел.

– Ибо говорится, – продолжил клирик, – «не сообщаться с тем, кто, называясь братом, остаётся блудником, или лихоимцем, или идолослужителем, или злоречивым, или пьяницею, или хищником; с таким даже и не есть вместе».

– Знаю. Послание Коринфянам, – поник Алёша, мысленно моля Бога о прощении. – Но так всё и было.