Онлайн книга «Призрак Канта»
— Мы нашли его около одиннадцати утра, — сообщил Меркурьев. — В отделении сказали, что он пролежал уже часов семь. Да это не первый случай!.. Они говорят, оттуда время от времени кто-нибудь падает. То пьяные, то скалолазы, то разгильдяи, которые лезут селфи делать. Лестница в хорошем состоянии, забраться наверх можно. Дверь регулярно заколачивают и так же регулярно ломают. — Завалить бы вход надо, — пробормотал Виктор Захарович. — Ну, давай, Василий Васильевич, тяпнем по маленькой! Кто с нами? Стас сначала посмотрел на Лючию и только потом сказал, что не хочет, утренний гость тоже отрицательно покачал головой, сделав любезное лицо. — Благодарствуйте, — сказал он. — В такое время суток от крепких напитков можно излишне разгорячиться. Перед сном это нездорово. — А ты туда сам заходил? — спросила Кристина. — Ну, внутрь! Я, между прочим, тоже хотела на самый верх забраться и окрестности пощёлкать, но теперь не полезу, конечно. — Да ничего там нет интересного, — фыркнула Софья. Вид у неё делался всё более раздражённый. — Камни и пылища! И чайки гадят. Там кругом чайки полоумные летают. — А компаньон покойного до сих пор здесь? — спросил Меркурьев. — Жуткое дело! — подхватил Виктор Захарович. — Как узнал, что друг его погиб, в лице изменился, весь позеленел… — Мы «Скорую» хотели вызывать, — вставила Нинель Фёдоровна. — И сразу начал виски пить, — продолжал хозяин. — Когда из отделения приехали, он ещё на ногах держался, в потом уж всё. Но связно рассказал, мол, договор приехали подписывать, загуляли немного, он сам спать пошёл, а товарища, видно, на подвиги потянуло, вот он и свалился. Плакал, что не уберёг. Лючия вдруг усмехнулась, коричневый тонкий мех стёк с подлокотника на паркет. Стас кинулся, поднял и подал так осторожно, словно меховая накидка была частью прекрасной Лючии. — Документы свои показал, все бумаги подписал, а как уехали полицейские, так он виски прямо из горла залпом допил. — И ещё бутылку попросил, ноль семь, — поддержала Нинель Фёдоровна. — Я ему в комнату отнесла. С тех пор не выходит, пьёт. А может, заснул, не знаю. Ну, садись, садись, Василий Васильевич! Перед Меркурьевым оказалась чашка прозрачного, как слеза, бульона. От чашки поднимался пар. К бульону прилагались сухари и половинка сваренного вкрутую яйца. Василий Васильевич зажмурился от предвкушения, голодная слюна не помещалась во рту. — Что ж это Мура не идёт? — сама у себя просила Нинель Фёдоровна. — Или подняться к ней, что ли? Василий Васильевич глотал бульон, время от времени возводя глаза к потолку, обжигаясь и облизываясь — так ему было вкусно. — И всё же, — подала голос Лючия. — Что там на самом деле случилось? Меркурьев перестал хлебать, Виктор Захарович разливать, Нинель хлопотать, Софья читать, а Кристина и гость беседовать. Все уставились на красавицу. — Что вы на меня так смотрите? — осведомилась она. — Я что-то не то спросила? — Вы спросили, что там случилось, Лючия, — подсказал Стас, как видно наслаждаясь звучанием её чудесного имени. — Ну да. — Она обвела взглядом всю компанию. — Вы же все понимаете, что этого человека убили. Воцарилась тишина. — Убили? — переспросила Кристина. — Почему убили? — Ну, конечно, убили, — повторила Лючия, улыбаясь. — Мы ведь не можем всерьёз поверить в то, что он зачем-то среди ночи полез на старый маяк, упал и разбился. — Мы верим, — пробормотала Нинель. — Как же нам не верить?… — Стас, — попросила Лючия, — сделайте мне глоток кофе. Стас подскочил и помчался. «Глоток кофе» — это красиво, подумал Василий Васильевич. Сказано что надо! — У правоохранительных органов нет никаких сомнений, — на всякий случай сказал он. — Был пьян, залез наверх и упал. — Ах, к чему нам какие-то органы?… Конечно, его убили. — Это всего лишь предположение, — подал голос с дивана утренний гость, — умозаключать мы не можем, не располагая необходимыми сведениями. — Я как раз пытаюсь их заполучить, Емельян Иванович, — Лючия снова улыбнулась. — Наш герой наверняка ими располагает, но отчего-то не хочет делиться. Василий Васильевич наклонился к домоправительнице и уточнил тихонько: — Как-как его зовут? — Емельян Иванович, — почти по буквами выговорила Нинель Федоровна ему в ухо. И, отодвинувшись, громко спросила: — Как вам бульон? Добавку или нести утку? — Утку, — решил Меркурьев. Загадочные замечания загадочной красотки как-то отвлекли его от земных радостей, вроде водки и утки. Она что-то знает? Или играет на интерес? Привлекает к себе внимание? Или пытается на что-то намекнуть? И вообще — кто она такая? Откуда взялась? Зачем приехала? Все эти вопросы, отрезвляя, пролетели у Меркурьева в голове, как порыв ледяного балтийского ветра. — Оставим иллюзии тем, кто готов ими питаться, — продолжала Лючия, играя своей меховой накидкой. — А сами попробуем установить истину. — Какую же истину вы хотите установить, милая фрейлейн? — осведомился гость, неожиданно оказавшийся Емельяном Ивановичем. — В вещах и явлениях нет ничего устойчивого, в них не заключена истина. Всякое знание есть только способ отражения действительности в человеческом разуме. — Чушь какая! — фыркнула Софья. — Стас, дай мне тоже кофе, что ли! Хотя он тут слишком крепкий, я потом не засну. — Так давать? — спросил Стас. — Или не давать? — Позвольте, — с улыбкой продолжал Емельян. — Мысль о том, что человек есть мера всего сущего, не содержит ничего кощунственного. Она ещё в древности была высказана греческим философом Протагором. — Каких-то философов приплели на пустом месте, — сказала Софья с досадой, захлопнула журнал и кинула его на столик. — То Кант, то Протагор, ещё чище!.. Стас, лучше чаю налей. Духов вызывать и то веселее! Где эта колдунья? Может, вызовем? Лючия поднялась с кресла, подошла к камину и взяла с мраморной полки коробок спичек. Пляшущее пламя освещало её всю, от остроносых туфелек до плотных, как у камеи, волос. Все смотрели на неё, и она знала, что смотрят. — То есть вы ничего не расскажете, правильно? Меркурьев, на которого она уставилась, внезапно для себя покраснел. Покраснел он тяжело, густо, весь залился свекольным цветом, шее стало жарко, и зашумело в ушах. Лючия не отрывала от него глаз. — Нет, я готов, — пробормотал Василий Васильевич непослушными, набрякшими губами. — Только не знаю, что вам рассказать. — Правду, — настаивала Лючия. — То, что было на самом деле. |