Онлайн книга «Монстролог. Дневники смерти (сборник)»
|
Рассвело, а доктор все не возвращался. Явился он только через час; когда дверь открылась, я аж подпрыгнул в кресле – таковы были мое изнеможение и расстройство моих нервов. – Зачем ты его укрыл? – резко осведомился он. – Я его не касался. И он мерз, – добавил я в свою защиту. Уортроп сорвал с Кендалла одеяло и швырнул его на пол. – Это принадлежало моей матери. А теперь мне придется его спалить. – Простите, сэр. Он отмахнулся от моих извинений. – Просто мера предосторожности: точная степень токсичности пуидресера пока неизвестна. Как долго он без сознания? – Около полутора часов. – «Около»? Ты что, не записывал? – Я… мне не на чем было писать, сэр. – Я полагал, Уилл Генри, что сумел донести до тебя всю важность данного случая, едва ли не самого главного открытия в области биологии, причем как ненормативной, так и общей. Мы должны быть предельно тщательны и не позволять ошибкам и предубеждениям влиять на наши наблюдения… Когда начало проявляться посерение? – Вскоре после того, как вы ушли, – ответил я, горя от стыда, потому что даже времени не отметил. – Началось с руки… – С которой руки? – С правой, сэр. – Хм-м. Звучит разумно. В таком случае, распространяется оно быстро. Еще как, сказал я ему. Сланцеватая серость засасывала, как болото, сперва кисти рук, затем руки, затем торс, пах, ноги и стопы. Лицо Кендалла было теперь словно тонкая, как бумага, серая маска, туго, что кожа на барабане, обтянувшая проступившие кости. – Что он говорил? – Что позаботится о том, чтоб вас арестовали и повесили. Уортроп громко вздохнул. – О симптомах, Уилл Генри. Его симптомах, – монстролог, склонившись над кроватью, слушал сердце Кендалла через стетоскоп. – Он сказал, что замерз и что его как будто давит в кулаке великан. Доктор велел мне поднести лампу ближе. С чрезвычайной осторожностью он медленно снял с глаз Кендалла повязку и приподнял одно веко. Глаз заметался в глазнице, словно свет доводил его до безумия. – Зрачок чрезмерно расширен, радужки совершенно не видно, – констатировал Уортроп. Он прижал пальцы в перчатке к щеке Кендалла и слегка нажал. Кожа от прикосновения разошлась, обнажив темно-серую кость. Густое месиво гноя и крови засочилось из раны; навязчивое зловоние разложения окутало нас. – И дермис [36], и эпидермис [37] активно разлагаются, ткани начали разжижаться… Ранняя стадия несовершенного остеогенеза [38] скуловой кости, – выдохнул Уортроп. – Формируются бессуставные остеофитные структуры [39]… Руки монстролога пробежались по лицу, рукам, груди и животу Кендалла, затем по ногам. Уортроп усвоил урок и больше не давил: касания его были легкими, как шепот. – Еще костные выросты в локтях, запястьях, костяшках пальцев, коленях, бедрах… Надо нам будет замерить их, Уилл Генри… Везде признаки острого миозита… – он покосился вниз, на мои заметки. – Ми-озит, Уилл Генри, не ме-озит… Миозит – то самое воспаление, которое мы можем наблюдать здесь в скелетной [40], она же произвольная, мускулатуре. Такими темпами наш мистер Кендалл через несколько часов будет похож на циркового силача – разве что без кожи. Он поглядел на правую руку Кендалла, затем на левую. – Обрати внимание на необычную толщину и темно-желтый цвет ногтей, – сказал Уортроп и постучал по одному из них собственным ногтем, укрытым перчаткой. – Твердые как сталь! Такое состояние именуется «онихауксис», – сжалившись, он продиктовал это по буквам и обернулся ко мне с горящими тревожным черным светом глазами. – Точное соответствие тому, что мы знаем из книг, Уилл Генри, – прошептал он. – Он… превращается. И быстрее, чем я сперва предполагал. – И вы полагаете, в больнице ему не… – Даже если бы я и думал, что ему могут помочь в больнице, ближайший отсюда госпиталь – в Бостоне. Пока мы туда доберемся, все уже будет кончено. – Он умирает? Уортроп покачал головой. Что это значило? Что Кендалл умирает? Или что монстролог с большой буквы и сам не знает, что ждет нашего гостя? – Оно лечится? – спросил я. – Если верить моим источникам, которым не слишком-то стоит доверять, – не лечится. Если, конечно же, ты не о последнем средстве, безотказном против всякого недуга. Только монстролог, подумал я, может говорить о смерти как об избавлении от недугов или чего бы то ни было. Я глядел, как Уортроп берет полный шприц морфина и задумчиво перекатывает тот в ладони. Укол облегчил бы страдания несчастного и принес тому малую толику покоя; но, с другой стороны, наркотик мог бы повлиять на ход метаморфозы и нарушить чистоту эксперимента. Иными словами, осквернить храм науки. Не сказав ни слова, монстролог отложил шприц. Уортроп, казалось, футов на десять возвышался над корчившимся на кровати телом, и тень доктора тяжело лежала на груде костей, едва обернутой полупрозрачной кожей. Доктор велел мне передохнуть; на часах, сказал Уортроп, он какое-то время постоит сам. – Ты ужасно выглядишь, – бесстрастно констатировал он. – Тебе нужно поспать. И, возможно, поесть. Я покосился на кровать. – Я не слишком голоден, сэр. Монстролог понимающе кивнул. – Где мой револьвер? Ты его не потерял, надеюсь? Спасибо, Уилл Генри. А теперь марш в кровать, но сперва позаботься об этом. Он протянул мне клочок бумаги – записку, нацарапанную его обычным, практически нечитаемым почерком. – Письмо доктору фон Хельрунгу, – пояснил Уортроп. – Можешь переписать его своей рукой, если хочешь, Уилл Генри. А затем отправь экспресс-почтой с пометками «лично» и «конфиденциально». – Да, сэр. Я направился было к выходу; Уортроп окликнул меня: – Туда и обратно, и побыстрее, если хочешь сегодня поспать! – он двинулся к кровати. – Кажется, оно ускоряется. Письмо главе Общества Развития Монстрологических Наук было сугубо кратким и сугубо деловым: |