Книга Монстролог. Дневники смерти (сборник), страница 37 – Рик Янси

– Идем, Уилл Генри. У нас осталось здесь лишь одно небольшое дело. И касаться оно будет возмещения ущерба. Действительно, откуда столько мух! Личинки, пожирающие тело Варнера, черви сомнения и вины, пожиравшие душу моего отца. Есть такие монстры, как Антропофаги, но есть еще и монстры другого порядка. Так было, Уилл Генри, и так будет.

Он стремительно пошел по коридору, не оборачиваясь. Я поспешил следом за ним, испытывая облегчение при мысли, что наше пребывание здесь подошло к концу. Мы прошли по длинному коридору, в котором даже в этот поздний час раздавались крики, жалобы и призывы приговоренных к заключению здесь «гостей». Мы спустились по узкой скрипучей лестнице на первый этаж, где ждала суровая миссис Браттон, и на ее крючковатом, как у ведьмы, носу было пятно белой пудры. С момента нашей последней встречи она нацепила передник и страдальческую, неестественную улыбку.

– Ваше посещение больного завершено, Доктор? – спросила она.

– Нет, – бросил Уортроп, – а вот жизнь больного уже почти завершена. Где Доктор Старр?

– Доктор Старр закончил на сегодня, – сухо ответила она, подлаживаясь под его тон. – Уже слишком поздно.

Монстролог глухо рассмеялся горьким смехом:

– Вне всякого сомнения, моя дорогая! Что у вас есть из обезболивающего?

На ее лице появилось хмурое недовольное выражение, гораздо более естественное, чем улыбка:

– Обезболивающего, Доктор?

– Опий… или морфий, если есть.

Она покачала головой:

– У нас есть аспирин. А если пациент совсем плох, доктор позволяет дать ему глоток виски.

– В нашем случае не поможет ни то, ни другое, – сказал Уортроп.

– Он плохо себя чувствует? – поинтересовалась она безо всякого выражения на лице. – Мне он не жаловался.

– Он не доживет до утра, – сказал Доктор, и лицо его вспыхнуло. Ему потребовалось все его мужество и самоконтроль, чтобы не схватить старуху за тощее горло и не свернуть шею. – Принесите виски.

– Я не могу без разрешения доктора, – протестующе воскликнула она. – А он отдал ясный приказ не беспокоить его.

– Я даю вам разрешение «побеспокоить» его, миссис Браттон, – прорычал Уортроп. – В противном случае я привезу городскую полицию, чтобы дать вам разрешение.

Он развернулся на каблуках и зашагал прочь к лестнице. Сердце у меня упало. Этому ночному посещению не будет конца. Когда мы проходили через гостиную, Уортроп велел мне взять маленькое кресло-качалку, которое стояло у камина. Я пошел за ним вверх по лестнице, волоча кресло за собой.

– Виски, миссис Браттон! – крикнул он через плечо. – И пузырек аспирина!

Мы вернулись в комнату Варнера. Уортроп уже снова прикрыл его одеялами, но запах разложения все еще стоял в воздухе. Я поставил кресло рядом с кроватью, Уортроп сел – и началось ожидание смерти. Пришла миссис Браттон с виски и аспирином. Она отказалась переступать порог комнаты, лишь взгляд ее метал молнии в сторону Уортропа. Я взял поднос из ее рук.

С беспечностью, попросту ненормальной в этих трагических условиях, она спросила:

– Я там испекла булочки с клюквенной начинкой. Принести вам или вашему мальчику?

– Нет, спасибо, – ответил Доктор сквозь зубы. – Я не голоден.

– Как угодно, – сказал она насмешливо. – Что-нибудь еще, Доктор?

Он не ответил. Тогда она посмотрела на меня. Я отвел глаза. Она оставила нас в покое.

– Закрой дверь, Уилл Генри, – мягко сказал Доктор.

Он приподнял голову Варнера и сунул ему в полуоткрытый рот четыре таблетки аспирина. Потом он прижал к его бесцветным губам бутылку.

– Пейте, Хезекия. Пейте.

В течение следующего часа капитан то отключался, то приходил в себя, бессвязно бормоча, вздыхая и постанывая. Даже с закрытыми глазами зрачки его продолжали двигаться. Доктор Старр так и не появился.

– Это дело – многоголовая гидра, Уилл Генри, – говорил Уортроп, поглаживая Варнера по лбу. – Стоит найти один ответ, как на его месте тут же возникают два новых вопроса. Теперь мы знаем, что на наши берега попало только два монстра. Учитывая среднестатистическое появление потомства – два детеныша в год – и принимая в расчет несчастные случаи и болезни, да и то, что время от времени один самец погибает во время вынашивания плода – похоже, оба монстра пережили гибель «Феронии» и племя Антропофагов, которое мы имеем, – целиком потомство той пары. Это значит, тридцать – тридцать пять монстров… и не больше.

Он вздохнул.

– Что ставит перед нами еще один вопрос – зачем? Зачем отцу понадобилось больше одного монстра? Если он хотел изучать этот вид, в естественных условиях или в заключении, как в Бенине, почему он сам не поехал в Африку? Моя мать к тому времени уже умерла, я постоянно жил в школе в Лондоне, его ничто не держало в Новом Иерусалиме. Он никогда не сомневался, ехать ему куда-то или нет, если это требовалось, и был не чужд сомнительным экспедициям. Но он захотел, чтобы ему привезли нескольких живых представителей этого вида и заплатил королевскую цену за их доставку. Почему? Зачем?

Доктор продолжал рассеянно поглаживать по лбу Варнера, словно этот ритуал мог помочь ему с ответом. Но ни умирающий, ни я не были способны найти объяснение поступку его отца. Варнер – потому что был без сознания, я – потому что дошел до точки. Я сидел, облокотившись спиной о стену, не в силах подавить зевоту, не в силах бороться с закрывающимися глазами. Силуэт Доктора расплывался, звук его голоса сливался с расползающимися по комнате тенями. Жужжание мух, сиплое дыхание капитана, ритмическое поскрипывание кресла-качалки, даже симфония стонов, доносившихся из коридора, – все слилось для меня в единую колыбельную. Я уснул на рассвете. Но Доктор не спал. Согнувшись, он примеривал и принимал на себя ношу, возложенную на него отцом. Он не отдыхал, он бодрствовал и дежурил у ложа умирающего. И хотя тело его было неподвижно, ум его неустанно работал.

Я проснулся с затекшей шеей и страшной головной болью. Сквозь грязное окно светило утреннее солнце. Доктор по-прежнему сидел в кресле-качалке. Он не спал, положив подбородок на сомкнутые в замок руки. Глаза его покраснели. Он, не мигая, смотрел на бесформенное тело. Уортроп уже закрыл лицо Варнера простыней.

Хезекии Варнера больше не было.

Я поднялся на дрожащих ногах, опираясь о стену, чтобы не упасть. Доктор не смотрел на меня, но потер лицо, и я услышал, как трется щетина о его ладони.

– Все кончено, Уилл Генри, – сказал он.

– Мне так жаль, сэр, – слабо промолвил я.

– Жаль? Да, мне тоже жаль. Все это, – он указал рукой на постель, – достойно величайшего сожаления, Уилл Генри.

Он поднялся на ноги и с минуту покачался с пятки на носок – похоже, ноги у него затекли, как и у меня. Я вышел из комнаты вслед за ним. Вместе мы молча пересекли коридор, наполненный, как обычно, стонами и криками измученных людей. Миссис Браттон ждала нас у подножия лестницы. Она безмятежно кивнула Доктору: