Онлайн книга «Квинтет времени. Книге 2. Ветер на пороге»
|
– Но с которым же он поедет? – спросила Мег у Прогиноскеса. – С настоящим. – Но тогда… – Я думаю, как только они свернут за угол, останется только один. Во всяком случае, это дает нам хоть какую-то отсрочку. Херувим медленно материализовался – сперва показалось мерцание, потом оно стало прозрачным силуэтом, потом силуэт обрел объем, и наконец, как раз когда трое мистеров Дженкинсов скрылись за углом, Прогиноскес сделался полностью видимым. – Не теряй времени! – бросил он Мег. – Думай. Вспомни самое хорошее, что ты когда-нибудь слышала о мистере Дженкинсе. – Хорошее? Ничего хорошего я о нем не слышала. Слушай, а вдруг они все самозванцы? Может, они вообще не вернутся назад? Снова слабый болезненный укол. – Нет, это слишком просто! Один из них настоящий, и он чем-то важен. Думай, Мег. Ты должна знать о нем хоть что-то хорошее. – Да не хочу я знать о нем ничего хорошего! – Перестань думать о себе. Подумай о Чарльзе. Настоящий мистер Дженкинс может помочь Чарльзу. – Как? – Нам не обязательно знать как, Мег! И прекрати от меня отгораживаться. Это наша единственная надежда. Ты должна позволить мне вникать вместе с тобой. Она почувствовала, как он шевелится внутри ее разума, мягче, чем прежде, но упорно. – Ты по-прежнему от меня заслоняешься. – Ну я же пытаюсь не… – Я знаю. Задачки в уме порешай, что ли. Все, что хочешь, чтобы отвлечься от твоей нелюбви и подпустить меня к сведениям о мистере Дженкинсе. Порешай задачки для Кальвина. Ты же любишь Кальвина? Вот и хорошо. Думай о Кальвине, Мег! О ботинках Кальвина. – А что с его ботинками? – Ну, какие ботинки он носит? – Да обычные школьные туфли, наверно. Откуда я знаю? По-моему, у него всего одна пара ботинок и кеды еще. – И как они выглядят? – Понятия не имею. Не обращала внимания. Я не интересуюсь тряпками. – Ну, порешай еще задачки, и давай я их тебе покажу. Туфли. Прочные, почти новые полуботинки, которые Кальвин носил с разными носками, красным и фиолетовым, – хорошие туфли, не из тех, что мистер О’Киф мог позволить себе покупать детям. Сейчас Мег видела эти туфли как наяву: Прогиноскес транслировал ей этот образ. Она не кривила душой, когда говорила, что не обращает внимания на тряпки. Но тем не менее ее разум поневоле регистрировал все, что она видела, и эти туфли хранились где-то там, доступные вниканию херувима. Мег внезапно осознала, что ее собственное «вникание» – все равно что ребенок, пытающийся одним пальцем сыграть мелодию на фортепьяно, по сравнению со звучанием симфонического оркестра, которому можно уподобить речь херувимов. Она мысленно услышала отзвук голоса Кальвина, долетевший к ней с того вечера, когда ее отправили – незаслуженно, как она считала, – в кабинет мистера Дженкинса, где ей как следует влетело – тоже незаслуженно. Она услышала голос Кальвина – тихий, успокаивающий, невыносимо рассудительный. «Когда я перешел в седьмой класс и меня перевели в районную школу, мать купила мне туфли в комиссионке. Они стоили целый доллар – больше, чем она могла себе позволить, – и это были женские туфли на каблуке, знаешь, такие черные, со шнурками, как бабушки носят, – и вдобавок малы мне на три размера. Когда я их увидел, я разревелся, и мама расплакалась. Папка меня отлупил. Ну, я взял пилу, отпилил каблуки, отрезал носы, чтобы втиснуть ноги, и так пошел в школу. Ребята при мне ничего не говорили, они меня слишком хорошо знали – но я догадывался, что у меня за спиной они все равно хихикают. Через несколько дней мистер Дженкинс вызвал меня к себе в кабинет и сказал, что я, кажется, вырос из своих туфель, а у него совершенно случайно завалялась лишняя пара, возможно, они мне подойдут. Он очень постарался, чтобы они выглядели ношеными, чтобы не было видно, что он пошел и купил их для меня. Теперь-то я достаточно зарабатываю летом, чтобы самому покупать себе обувь, но я никогда не забуду, что самую первую пару приличных ботинок в моей жизни подарил мне именно он. Нет, конечно, я знаю все плохое, что о нем говорят, и все это правда. Я и сам не раз с ним цапался, но в целом мы с ним ладим, потому что мои родители не заставляют его чувствовать себя ущербным неудачником и он знает, что может сделать для меня то, чего родители сделать не могут». – Насколько было бы легче, если бы я могла его по-прежнему ненавидеть! – пробормотала Мег. Теперь у нее в ушах звучал голос Прогиноскеса, а не Кальвина. – Что было бы легче? – Дать ему Имя. – Разве? Разве теперь ты не знаешь о нем больше, чем раньше? – Из вторых рук. Я лично никогда не видела, чтобы он кому-то сделал что-то хорошее. – А как, по-твоему, он относится к тебе? – Ну, он же меня видит, только когда я в скверном настроении… – созналась Мег. Она чуть было не рассмеялась, вспомнив, как мистер Дженкинс однажды сказал: «Маргарет, ты самый некоммуникабельный ребенок, которого я имел несчастье видеть у себя в кабинете!», и ей потом пришлось дома искать в словаре, что значит «некоммуникабельный». – Как ты считаешь, думает ли он о тебе что-то хорошее? – спросил Прогиноскес. – Вряд ли. – Хотела бы ты, чтобы он увидел другую Мег? Настоящую? Она пожала плечами. – Ну а ты хотела бы быть с ним другой? – Я хотела бы, чтобы у меня были пышные белокурые волосы! – выпалила Мег. – Нет, на самом деле ты бы этого не хотела. – Еще как хотела бы! – Если бы у тебя были пышные белокурые волосы, это была бы не ты. – Вот и хорошо. Ой, Прого, больно же! – Сейчас не время себя жалеть. – Когда мистер Дженкинс добрый, это уже не мистер Дженкинс. Быть добрым для мистера Дженкинса – это все равно что мне иметь белокурые волосы. Прогиноскес ожег ее ледяным гневом: – Мег, времени больше нет! Они вот-вот вернутся! Ее охватила паника. – Прого, если я не сумею верно дать Имя, если у меня ничего не выйдет – что ты будешь делать? – Я же тебе объяснял. Придется выбирать. – Мне это ничего не говорит. Я хочу знать, что ты выберешь! Перья Прогиноскеса затрепетали, как будто от порыва холодного ветра. – Мег, времени нет! Они возвращаются. Ты должна дать Имя одному из них. – Ну хоть намекни! – Это не игра. Мистер Дженкинс был прав. Мег бросила на него страдальческий взгляд, и херувим виновато потупил сразу несколько глаз. – Прого, но как я могу совершить невозможное даже ради Чарльза Уоллеса? Как я могу взять и полюбить мистера Дженкинса? |