Книга Однажды мы придем за тобой, страница 53 – Олег Рой

— Да, и не говори. Наташа пыталась найти информацию про отца, но пока ничего не нарыла.

Наташа? Какая такая… а, еще один псевдоним Нинель, наверно. Интересно, как ее на самом деле зовут?

— Если отец опять женился, должны же были об этом хоть где-нибудь сообщить! Мой отец — Август Рекс.

Мне это имя ни о чем не говорило, и Олга объяснила:

— Неужели ты никогда не слышала? Август Рекс, лауреат «Оскара», режиссер-документалист. «Смерть на ладони», «Дети войны», «Наркоторговля: взгляд изнутри».

На миг у меня перед глазами появилась ехидная, как мне показалось, рожица моей рыси, затем в голове что-то щелкнуло, и в памяти всплыло нужное воспоминание…

* * *

Мы с моим тогдашним бойфрендом в его студии, на старом диване перед головизором, а перед нами в уютных креслах — манерный ведущий ток-шоу и мужчина лет сорока-пятидесяти. Мужчина хорош собой, он красив немодной ныне, мужественной красотой. Поверх глаз — едва заметные дорогие имплантаты, выполняющие роль очков, видоискателя робокамер и приемника изображения от беспилотного разведчика, — полезный, но очень дорогой девайс, имеющийся у топовых репортеров ведущих каналов и нескольких самых продвинутых режиссеров.

— Скажите, — спрашивает ведущий, — вам никогда не бывает страшно? Я понимаю, что вы не держите камеру, когда снимаете бой наркоторговцев с полицией или ребенка, играющего на минном поле, но вы ведь все равно рядом, на переднем крае…

— И часто куда ближе, чем вам по ту сторону голоканала кажется. — Мужчина улыбается, улыбка у него приятная. — Марк, радиус действия дроид-камер — семьсот ярдов, но я стараюсь находиться ближе. Считаю нечестным оставаться в безопасном месте, когда герои моих фильмов рискуют жизнью.

— Кто это? — спрашиваю я.

— Август Рекс, — отвечает мой бойфренд. — Охрененный дядька, я ходил на его «Смерть на ладони». В голотеатре, понятно, по гэвэ ^[53] все не так, а там — реально, будто сам на войне побывал. Взрывы, ошметки мяса, кровища… а когда мне в ногу пуля попала…

— Какая пуля, что ты гонишь? — удивилась я.

— Так я ж был в голотеатре имени Елизаветы II, — пояснил бойфренд. — Там все эффекты, включая тактильные.

В ареале головизора как раз зашла речь об этом.

— Знаменитый момент с ранением, — спросил ведущий, — это ведь не спецэффект, то есть вы действительно…

— Я об этом тысячу раз говорил, — без тени раздражения ответил Август. — Я снимаю в «сенсорном мешке», и все, что вы чувствуете во время сеанса, — мои собственные переживания. Никаких спецэффектов! Шрам от той шрапнели могу продемонстрировать, равно как и два десятка других, полученных в процессе съемки.

— Зачем? — ужаснулся ведущий. — В смысле, вы ведь можете убрать все эти шрамы… Вы из естественников?

— Я не осуждаю точки зрения естественников и бодипозитивщиков, — ответил Август (я фыркнула), — но и не разделяю их. Как видите, я пользуюсь имплантатами, и если меня покалечит, моя страховка покроет расходы на восстановительную терапию…

— Легко рисковать здоровьем, когда у тебя в кармане восстановительная страховка, — сказала я, выключая гэвэ.

— Тебя когда-нибудь ранили? — спросил мой бойфренд. Я отрицательно покачала головой. — Вот, а его ранили, и я сам это почувствовал. В кино боль от ранения сильно смягчают, но даже после этого некоторые затребовали робоколяски, чтобы добраться до такси. Представляешь, что он чувствовал?

— Нет, — призналась я. — И не хочу. Пошли трахаться, ну его, этого Августа!

* * *

— Слышала, — сказала я. — Мой бывший был в восторге от фильмов твоего отца, а я, если честно, ни одного не видела. Теперь думаю — зря. Так ты считаешь, что просто так он сгинуть не мог?

— Да, — ответила Олга. — И если на чистоту, я согласилась участвовать в Проекте только для того, чтобы найти отца.

— Если понадобится моя помощь, можешь на меня рассчитывать. — Я говорила и слышала себя как будто со стороны. — Думаю, все будет хорошо, Олга.

— Правда? — спросила она, глядя мне в глаза, словно пытаясь проверить, не вру ли я.

— Правда, — подтвердила я, почувствовав прилив невероятной усталости. — А пока прости, но я посплю немного. Чет я устала…

* * *

Стоило мне смежить веки, как знакомый белый пейзаж с опушкой и рысь были к моим услугам.

— Ничего, что я тебя немного ускорила? — спросила рысь, выходя из-за сугроба.

— Ускорила? — переспросила я. — В каком смысле?

— В прямом, — ответила рысь. — Хотела с тобой пообщаться, а пока ты бодрствуешь, это затруднительно.

— Вот… — Пропущу тот эпитет, которым я наделила свое подсознание. Не самый приятный, к тому же нецензурный.

— Я не собака, потому ко мне это определение неприменимо, — заметила рысь. — Вот что хочу спросить: ты заметила, что у нее нет специализации?

— Ты хочешь сказать, у Олги нет сверхспособностей? — удивилась я.

Рысь облизнула нос:

— Выходит, что так.

— И что из этого? — спросила я. — Кураторы ошиблись?

— Не думаю, — ответила рысь. — Но тебе надо заняться ее опекой.

— Слушай, объясни мне одно: зачем мне ее опекать? — спросила я. — Во-первых, она сама уже взрослая…

— Не такая взрослая, — возразила фича. — Кроме того, она оказалась в чужом для себя мире, совершенно одна. Ты здесь дома и чувствуешь это, а она — нет.

— Ты не ответила, — с нажимом напомнила я. — Зачем мне ее опекать?

— А зачем ты вправила лапу коту? — парировала рысь. — Хватит прикидываться Харли Квин, ты не такая уж сволочь, какой пытаешься показаться.

— Я лучше тебя знаю, какая я. Будут мне всякие кошки-переростки советы давать!

— На то я и существую, — спокойно заявила фича. — Советовать, помогать, оберегать.

— Да-да, добрая волшебница, Эльберет Гилтониэль. Кстати, я тебе еще имя не придумала. Или оно у тебя есть?

— До сего момента не было, — ответила рысь. — Но Арвен мне нравится. Подходит.

— Читать мысли нечестно, — сказала я, понимая, что, когда проснусь, поступлю так, как посоветовала моя фича. Просто потому, что мне этого захотелось.

— Я не могу их не читать, — парировала новонареченная Арвен. — Поплачь и смирись.

— Не дождешься, — заявила я, проваливаясь в сон без сновидений.

Che cazza?!

Какого черта я должен подчиняться требованиям какой-то bagascia ^[54], даже если она сильна, как дьявол? Я им кто, котенок, что ли? И главное, в чем смысл? Сама эта stronzatta ^[55] говорит, что общаться с девочками можно и нужно. Но не сейчас. Почему?!