Книга Свет мой зеркальце, скажи…, страница 74 – Екатерина Риз

Светка моргнула, обдумывая, после чего усмехнулась. На меня взглянула, выразительно. Но я её взгляд проигнорировала, и Романа Евгеньевича с его усмешкой проигнорировала, из-за стола поднялась, взяла приготовленные документы.

— Я бумаги передам, и поедем. — И теперь уже я ткнула в любимого пальцем. — Рома, сиди здесь и не двигайся. Здесь кругом важные документы.

Он мне честь отдал, глаза смеялись.

— Сижу, товарищ генерал.

Когда мы покинули здание банка, я остановилась и обернулась. Стало грустно, всерьёз. Я посмотрела на большие буквы названия на фасаде, на окна, на лепнину вокруг них, и вздохнула.

Ромка меня обнял, поцеловал в щёку.

— Это всего лишь работа, будет что-то важнее.

— Знаю, — сказала я. Последний взгляд, и я решительно развернулась и пошла к стоянке, ведомая Роминой рукой.

— Грустишь?

Мы сидели в полутёмном зале итальянского ресторана, на столах горели свечи в маленьких пузатых бокалах, играла тихая спокойная музыка, а официантки бесшумно передвигались по залу. Никакого тебе шума, звона бокалов, смеха. Тихое, семейное, очень уютное заведение. То, чего я и хотела этим вечером. Ромка с аппетитом ел пасту, а я пила вино и думала. Но не о чём-то конкретном, не переживала и не страдала, мне было спокойно и думалось мне о Романе Евгеньевиче. О том, что он сидит напротив, о том, как горят его глаза, при взгляде на меня, и пусть это отражение пламени свечей по большей части, но всё равно приятно. А печаль по тому, что позади остался ещё один период моей жизни, почти неощутима. Большую печаль вызывают воспоминания о нашем с Валерой разговоре. Мне кажется, что я была эгоисткой, не то сказала и не так. Нужно было не о себе и Ромке, не о моих чувствах, а о том, какой Валера сам хороший, правильный, и что ему в жизни повезёт, совершенно точно, потому что по-другому быть не может. Мне же повезло.

— Я не грущу, Ром. По крайней мере, не так сильно, как должна бы.

Рома руку ко мне через стол протянул.

— Всё будет хорошо, малыш.

— Ты знаешь?

Он удивился.

— Конечно. Я не успокоюсь, пока не сделаю так, как хочу. А хочу я, чтобы ты всегда улыбалась.

Нелепый комплимент.

— Все будут считать, что я дурочка, Рома. Если я буду всё время улыбаться.

— Глупости какие. Счастливая женщина должна улыбаться.

— Блаженной улыбкой, — закончила я за него и фыркнула от смеха.

Рома пальцем мне погрозил. Потом указал на мою тарелку.

— Ты ешь, хватит фигуру блюсти.

— Так, как я не модель, меня можно кормить?

— Липа, просто ешь. Между прочим, вкусно.

— Я умею делать пасту с фрикадельками, — похвастала я. — Я проходила мастер-класс, правда, виртуально.

— Всё равно это здорово. Домой приедем, проявишь себя.

У него так легко слетело с губ «приедем домой», а я замерла, повторяя про себя эти два слова раз за разом.

— Рома, а что нас там ждёт?

— Где, дома? — Я кивнула, а он в некоторой растерянности призадумался. — Квартира, машина, наш с тобой дом. Липа, я не знаю, что тебе сказать. Подскажи.

— Что ты скажешь родственникам? Они заметят перемены во мне.

Рома хмыкнул.

— Думаю, заметят. Хотя, они с Ладой практически не общались. Но перемены слишком разительны.

— То есть, они твою жену не терпят, — констатировала я. — И что делать?

— Липа, не переживай. — Он снова потянулся ко мне. — Я уверен, что мы сможем всё исправить.

— Может, сказать, что меня сбила машина? Я стукнулась головой, и моя личность полностью поменялась.

Ромка в ужасе уставился на меня, потом поспешил постучать костяшками пальцев по столу.

— Типун тебе на язык. Ужасы мне какие-то рассказывает.

— Больше мне ничего в голову не приходит, — расстроилась я.

— Уверен, что когда ты протрезвеешь, придумаешь что-то получше. И не столь катастрофическое.

— Считаешь, что я напилась?

— Любовь моя, у тебя уши горят. Я это даже в полутьме вижу. И уже знаю, что это верный признак.

Я негромко ахнула и схватилась за свои уши, они были горячие. А Рома рассмеялся.

— Я вот раздумываю о другом, — сказал он, вернувшись к еде.

— О чём?

— О том, как нам так вывернуться, чтобы всё правильно сделать.

Это было как-то мудрёно, я уши свои ещё потёрла, но всё равно не поняла, о чём Ромка толкует, и головой качнула.

— Объясни.

Он улыбнулся, наблюдая за мной, но поторопился улыбку с лица убрать.

— Липа, если ты помнишь, я тебя вчера замуж позвал.

Я ответственно кивнула.

— Позвал.

— И ты согласилась.

— Этого не помню, но вполне может быть.

— Засранка.

Я засмеялась, зажмурилась на пару секунд, затем повинилась:

— Прости. Будем считать, что согласилась.

— Ага. Спасибо, я тронут.

— Рома, что там с вывертом?

Он вздохнул, прожевал, был задумчив.

— Не могу я признаться, что твоя сестра меня вокруг пальца обвела. Своим могу сказать, родителям там, брату, а на весь город вынести… Вот ведь тварь какая, а? Так нам всё запоганить.

— Рома, что запоганить? Мы же здесь, с тобой, вместе… Рома, — я добавила в голос строгости, — ты меня любишь? Скажи, как есть, я всё пойму.

— Липа, да я как на духу!.. Малыш, я, вообще, не о том. Я, конечно, тебя люблю. Ты моя красавица, принцесса, моя…

— Хватит, я верю. Продолжай по делу. — Я ему улыбнулась, а Ромка лишь головой качнул.

— По делу: нам жениться надо. Сначала разобраться, что делать с прошлыми штампами о браке, а потом пожениться, как у нормальных людей полагается. А как жениться, если мы для всех женаты?

Я нос потёрла.

— Да, — протянула я глубокомысленно, — дела.

А Рома ребром ладони по столу стукнул.

— Всё должно быть, как у людей. Платье, машина красивая, голуби.

— У тебя всё это уже было, — напомнила я.

— А у тебя не было! И это не честно, что она тебя этого лишила. Липа, ты хочешь свадьбу?

Я призадумалась. Вдруг вспомнила свадебные фотографии Ромы и Лады… точнее, «Липы», и призналась самой себе, что ещё тогда в глубине души позавидовала. И поэтому сейчас призналась:

— Хочу.

— Вот, — расстроился Рома. — И мне надо думать, как всё это решить. Но ты не переживай, я придумаю. Будет у тебя свадьба, малыш, самая лучшая!..