
Онлайн книга «Бриллиантовый пепел, или В моем конце мое начало»
Валька с изумлением воззрилась на собеседника. Предложение поужинать встречались в ее практике намного чаще, и она слегка растерялась. — А почему пообедать? — задала она довольно глупый вопрос. — Потому что через пять минут в магазине начинается перерыв, — ответил молодой человек, совершенно не удивившись. — И мне очень хочется есть. А вам? Валька немного прищурилась, изучая незнакомца циничным взглядом. — Учтите, я после совместного обеда в постель не ложусь, — предупредила она грубо. Молодой человек положил руку на грудь и шумно выдохнул воздух, изображая преувеличенное облегчение. — Ну, слава богу! А то я не знал, как бы вам сказать то ж самое, только потактичней… — А монитор? — с досадой перебила Валька, чувствуя, что инициатива переходит к противнику. — А вот монитор вам придется оплатить. Я всего лишь бухгалтер и не могу себе позволить… — Я спрашиваю, как мне его забрать, — почти закричала Валька, чуть не плача от обиды. Это ж надо! Выставил ее полной дурой! — Сейчас и заберем! — успокоил новый знакомый. — Если, конечно, вы не возражаете. Я на машине. — Да, бухгалтеры всегда в цене, — ядовито и не смешно уколола Валька. — Всегда, — согласился молодой человек. И добавил: — Кстати, простите, что не представился. Арсен. — Вы чеченец? — сорвалось с Валькиных губ испуганное восклицание, и она начала медленно пятиться по лестнице вниз. — Ну что вы! Все не настолько плохо, — начал успокаивать ее собеседник. И после небольшой паузы: «успокоил» окончательно: — Я — цыган. Цыган в своей жизни Валька представляла в трех ипостасях, Во-первых, по репортажам криминальной хроники, где говорилось о национальном наркотическом бизнесе. Во-вторых, визуально, базируясь на опыте личного общения с разбитными цыганками в районе Киевского вокзала. Цыганки хватали Вальку за рукав, называли «счастливой» и «красавицей» и проверяли на крепость ремень сумки, перекинутой через плечо. Это был фактор негативный. Что касается фактора позитивного, то Валька, конечно, знала о существовании цыганского театра «Роман», испытывала осторожную симпатию к Николаю Сличенко и догадывалась о богатом культурном цыганском наследии в области вокала и хореографии. На этом опыт общения с национальными меньшинствами у Вальки исчерпывался. Поэтому она с некоторым опасением поглядывала на молодого человека, сидевшего напротив. Симпатичный, признавала Валька, почти против воли. Но это, на ее взгляд, все же не оправдывало его нежелательного происхождения. Отвертеться от приглашения у нее не получилось. Валька была девушкой интеллигентной, поэтому не считала постыдным иметь расовые предрассудки. Она считала постыдным их проявлять. Отсюда и вынужденная лояльность в отношении симпатичного чернявого представителя цыганского племени. — Вы не любите мясо? — спросил Арсен после того, как они сделали заказ. — Нет, отчего, люблю, когда это мясо, — немного высокомерно ответила девушка, разглядывая бесформенный плоский кусок на тарелке своего визави. — А! — коротко ответил тот и прекратил выяснения. Валька вяло ковыряла креветочный салат, не испытывая никаких желаний, кроме одного: поскорее уйти. Наблюдая за цыганом, она невольно отметила ловкость, с которой тот управлялся со столовыми приборами. — Удивлены? — коротко спросил Арсен, не поднимая взгляда от неопределенного продукта, выдававшегося здесь за отбивную. Валька приподняла брови. — Чем? — Тем, что я умею с ножом обращаться? Валька слегка поперхнулась минералкой и откашлялась в бумажную салфетку. — Да нет, почему это я должна удивляться… — Я еще и рыбным ножом умею пользоваться, — похвастал новый знакомый, окинув ее насмешливым взглядом хрестоматийных черных глаз. — Серьезно? Цыган пожал плечами, аккуратно отложил в сторону приборы и поискал взглядом официантку. — Девушка! Он приподнял руку, как школьник на уроке, и Валька в панике перехватила его призывный жест. — Вы с ума сошли! Верю я, верю! — Ну, как знаете, — не стал настаивать новый знакомый. — А то могу продемонстрировать… Секунду Валька молчала, испытывая пренеприятное ощущение школьной отличницы, выяснившей, что в ее класс поступил ученик поспособней. Симпатичный цыганский парень, сидевший напротив, обладал странной способностью выставлять ее дурой в своих собственных глазах, и это ощущение было новым и прежде не испытанным. Не сказать, чтоб очень приятным. — Мне хотелось произвести на вас хорошее впечатление, — признался Арсен, и Валька испытующе уставилась на него. Снова подножка? — Чем обязана? — спросила она надменно, напоминая собеседнику о мифической дистанции, существующей между ними. Минуту цыган передвигал по столу солонку, потом мягко ответил: — Нужно говорить, не «чем обязана», а «чему обязана». То есть какой именно приятной причине. Понимаете? — Слушайте! — вскипела девушка и демонстративно отставила в сторону свою тарелку, — прекратите меня учить! Я в эта не нуждаюсь! — Жаль, — коротко ответил тот и снова поднял руку, призывая официантку. — Счет, пожалуйста, — все так же коротко попросил он, не глядя на спутницу. Валька запаниковала. Дело было даже не в том, что она чувствовала себя немного виноватой. Гораздо обидней, что она ощущала некоторый моральный перевес собеседника, хотя, в чем именно он ее победил, Валька объяснить себе не могла. — А кофе? — спросила она капризно. — Кофе девушке принесите, пожалуйста, — распорядился Арсен, принимая папку с вложенным в нее счетом. Достал из заднего кармана джинсов пачку крупных купюр, отделил несколько и вложил в папку. Захлопнул и протянул официантке: — Без сдачи. — Спасибо, — расцвела та. — И вам, — вежливо ответил цыган. Приподнялся с места и вполголоса проинформировал спутницу: — Жду в машине. — Как это? — запаниковала девушка. — Почему в машине? — Чтобы аппетит вам не портить, — вежливо ответил Арсен, скользнув по Вальке колючим взглядом. И вышел наружу прежде, чем Валька нашлась, что ответить. Оставшись одна, Валька поставила локти на стол и, наплевав на приличия, опустила лицо в ладони. Почему-то совесть грызла ее так отчаянно, словно она и в самом деле совершила нечто недостойное. А что она такого сделала, в конце концов? Валька не сводила свои антипатии к инородцам к короткому московскому словечку «понаехали!». Более того. В своем снисходительном демократизме она даже допускала мысль, что этнический цыган (армянин, грузин, молдаванин, украинец и т. д.), вполне может быть коренным москвичом. Просто она, как и большинство ее знакомых, не ощущала национальные меньшинства равными себе. |