Книга Спецназ Ивана Грозного. Клад тверских бунтарей, страница 40 – Александр Тамоников

— Это твои дела, воевода. Только зачем боярину понадобилась та грамота?

— Думаю, он должен был кому-то показать ее либо просто хотел лично прочитать, узнать содержание. Склоняюсь к первому, так как второе ему не так важно. Выход всех московских гостей из кремля легко проверить. Достаточно поставить у ворот своего человека. Потом для пущей надежности можно его и за ними послать. А вот кому он хотел ее показать, это мне покуда неизвестно. Ладно, послезавтра с утра мы для всех вроде как отправимся в сторону Новгорода. Но не пойдем туда, отъедем верст на двадцать, убедимся в том, что за нами никто не посматривает, и вернемся. Но уже не в Тверь, а в тот самый осинник, который виден с твоего участка.

— Это у реки который?

— Да. Там разобьем стан. Туда же подойдет десяток людей Осина. Думаю, что они не поспеют к тому времени, когда Меченый по настоянию Воронова вытащит с болот часть сокровищ. Свою долю Пурьяк наверняка оставит среди топей, в том числе и икону. Но Осин нам тогда особо и не потребуется. Справимся сами.

Бессонов взглянул на Савельева и спросил:

— Со всей шайкой в три десятка разбойников?

— При передаче добычи боярину все они из леса не выйдут, появятся малым числом. Все остальные так и будут сидеть в своем лесном стане.

— Понятно. А коли?.. — Завершить вопрос он не успел.

На участке появился слегка запыхавшийся сын Гордея.

— Ты что, Влас? Ведь купаться ходил, чего же таким запыхавшимся вернулся?

— Да шел я спокойно, до балки дошагал и вдруг услышал голоса. Мужики какие-то промеж себя разговаривали. Я помнил твой наказ на такой вот случай, тихонечко подошел к краю балки, спрятался за кустом, глянул вниз. Там трое сидят саженях в пяти от меня. Рядом сабли, еда нехитрая. Перекусывают, значит, и переговариваются.

— О чем же они говорили, Влас? — спросил Савельев.

— Один из них, старший, наверное, сказал: «Значит, сейчас поедим и спать до вечера завалимся. Тут безопасно, народ не ходит. Сегодня тепло, но рогожу подстелить надо. Второй чего-то спросил, я не разобрал. «Пойдем в полночь, — ответил старший. — На вас жена, парень и девка, а Козьмой я сам займусь». «А что, Лавр, мы взаправду добычу хорошую возьмем?» — поинтересовался третий. «На всю жизнь хватит». Потом они говорили о каком-то Мартыне Чернопяте. Дескать, не сдаст ли он? «Не сдаст, да и кому? — сказал старший. — В Портахе… — тут я не уверен, что правильно слово запомнил, — некому, а в Новгороде его и слушать никто не станет. Я еще посидел, ничего важного не уловил и в обход балки бегом сюда.

Савельев выслушал Власа, повернулся к его отцу и сказал:

— Никак Лавр Кубарь вернулся.

— Похоже на то, — согласился Бессонов-старший. — Решил, наверное, за жену и дочь отомстить?

— Нет. Он мог спасти их, взять с собой в бега, но оставил дома. Значит, желал избавиться от них. Какая же тогда месть? Нет, тут что-то другое. А вот что именно, надо бы выяснить. — Князь взглянул на Власа. — Значит, говоришь, отдыхать мужики собрались?

— Так сказал их старший, которого Лавром зовут.

— А кони их где? Портаха — это деревня недалеко от Новгорода. Не пешком же эти мужики прошли более трехсот верст.

— Да я и сам тому удивился, князь. Ни в балке, ни поблизости коней нет.

— Ладно, разберемся. Ты вот что, Влас, ступай обратно к балке и смотри за мужиками. Я проеду в город, возьму людей и вернусь с ними. Мы схватим Лавра с подельниками. Думаю, ему будет что нам рассказать. — Савельев повернулся к Бессонову и продолжил: — Ну а коли решит унести ноги, то, Гордей, придется вам с Власом брать Кубаря. Подельников можно и валить. Выпускать их отсюда нежелательно.

— Сделаем, князь. За нас не волнуйся. Всех троих возьмем. Только, может, подраним чуток одного-двоих.

— Добро. Ты молодец, Влас.

Парень зарделся от гордости. Ну а как же! Его ведь сам воевода похвалил.

Савельев вернулся в кремль, где вовсю шли приготовления к отъезду. Он вызвал к себе Осипа Горбуна, Лукьяна Балаша и Бояна Рябого, велел им вооружиться, проехать вверх по течению реки Тьмаки и дожидаться его на берегу у торгового посада. Ратники не задавали лишних вопросов, отошли, облачились в боевые доспехи, взяли оружие, забрали коней из конюшни и двинулись к воротам.

Савельев показался Микулинскому и Грекову, сказал им, что его отряд скоро будет готов к выходу. Потом он покинул кремль через Александровские ворота и вскоре подъехал к ратникам. Воевода объяснил своим людям, что им сейчас придется делать.

— Коли взбрыкнут, князь, дозволь мослы им переломать, — заявил Горбун.

— Все бы тебе ломать да крушить, Осип. Силу девать некуда?

— Да, бог силушкой не обидел. А раз дал ее, значит, на то, чтобы служила она добру. Разбойников ломать — разве не благое дело?

— Никаких увечий! Целыми надо взять.

— А что мы с ними делать будем? — спросил Балаш.

Савельев взглянул на него и проговорил:

— Об этом я отдельно скажу, Лукьян. Значит, так. На участок Бессонова не суемся, входим в балку от реки. Верхами мы быстро доберемся до Кубаря и его подельников. — Воевода улыбнулся, посмотрел на Горбуна и продолжил: — Потом, Осип, тебе, может быть, и придется самую малость потрепать их.

— За этим дело не станет.

— Ладно. Все понятно?

— Понятно, князь.

— Тогда вперед!

Четыре всадника поскакали по берегу. Их товарищи оставались в кремле и изображали приготовление к дальней дороге. У служивых татар, а также отца и сына Бессоновых имелись свои важные дела.

Балка оказалась извилистой, что было на руку ратникам особой дружины. За вторым поворотом они увидели трех мужиков. Те, одетые в порты и рубахи, спали на рогожах. Их сабли, ножи и дорожные сумы лежали рядом.

Всадники уже окружили этих людей, когда проснулся Кубарь.

Он потянулся было за саблей, но Горбун предупредил его:

— Не балуй!

Очухались и другие.

— Встать! Оружие на месте! — приказал Савельев.

Мужики поднялись.

Савельев глянул на вожака этой малой шайки, усмехнулся и спросил:

— Ты чего это вернулся-то, Лавр?

Кубарь удивился и осведомился:

— Откуда ты знаешь меня?

— А я тут все успел узнать.

— Погоди-ка. — Кубарь сморщил лоб. — Уж не воевода ли ты особой царской дружины?

— Я самый и есть. Так зачем ты вернулся, Кубарь?

— А ты не знаешь, что Козьма Пурьяк, гробовых дел мастер, извел мою семью? Пожарище на выселках видел?

— Почему он так поступил?

— Задолжал я ему. У Пурьяка всегда монета водилась. Я вовремя долг отдать не мог, он требовал отрабатывать. А у меня уже было другое занятие.