Книга Спецназ Ивана Грозного. Клад тверских бунтарей, страница 41 – Александр Тамоников

— Ну да, ты заделался гонцом у боярина Воронова, — сказал Савельев.

Кубарь насторожился и заявил:

— Просто я работал на боярина.

— Ты мне сказки не рассказывай, наслышался во младенчестве. Но пусть так. Значит, ты был должен Пурьяку, а он что?

— А он все настаивал. Мол, долг возвращай либо отрабатывай. Меня же боярин не отпускал. Тогда Пурьяк поджег нашу избу, а до того убил жену мою любимую Прасковью и дочь Варьку.

— Где ты был в то время?

Кубарь соврал, не моргнув глазом:

— Воронов меня в Новгород посылал. Приехал я обратно, а вместо дома одни угли.

— Почему же тогда на пожарище тел не отыскали? И куда ты провалился? Должен был искать хотя бы обгоревшие трупы и похоронить их по-людски.

— А не было трупов. Только от щенка пучок шерсти паленой остался.

— Это что же получается? Пурьяк забил до смерти твою жену и дочь, спалил дом и спокойно ушел к себе? Трупы он взял с собой?

— Нет, тут лес недалече заболоченный. Видать, он туда оттащил тела.

— Почему ты не заявил на него тому же боярину Воронову или князю Микулинскому? Они назначили бы следствие.

— И что? Пурьяк следов не оставил. Если они и были, то их народ затоптал, который сбежался тушить дом. А почему не заявил? Испугался очень. Ведь он приходил убить меня, не нашел и отыгрался на семье. Сбежал я, в общем.

— В деревню Портаха, которая недалеко от Новгорода, к Мартыну Чернопяту, да?

У Кубаря дух перехватило. Такой осведомленности он никак не ожидал.

Лавр почесал затылок и настороженно спросил:

— Откуда о Чернопяте знаешь?

— Не я должен отчитываться перед тобой, а ты передо мной. Ладно, сбежал ты, осмелел. — Князь указал на двух мужиков, которые затравленно глядели на ратников, и продолжил: — Этих вот подельников подобрал и вернулся мстить?

— Истинный крест, так! — Кубарь перекрестился.

— Не смей, пес, веру нашу православную поганить! — заявил воевода особой дружины. — Не ты ли привез сюда из Москвы Емельяна Горина, который устроил встречу боярина Воронова и Козьмы Пурьяка?

— И про это знаешь, — сиплым голосом проговорил Кубарь.

— Я же говорил, что все тут успел узнать. А Толгарова раскрыли на Москве. Так что не надо брехать. Ничего ты не должен был Меченому!..

Лавр услышал кличку главаря банды и понял, что воевода действительно знает все о шайке да и о нем самом.

Он упал на колени, ударился лбом о землю и завопил:

— Не губи, князь! Помилуй. Не по своей же воле…

— Но ты знал, что главарем шайки, засевшей в Черном лесу, является вовсе не Игнат Брыло, а гробовых дел мастер Козьма Пурьяк. Он и есть Меченый.

— Каюсь, князь, знал.

— Почему не сообщил об этом в Тверь?

Кубарь поднял голову и проговорил:

— А как сообщишь? Я из Твери вернуться не успел бы. Меня разбойники еще в пути на куски порубили бы. Неужто князь Микулинский дал бы охрану мне и моей семье?

— Здесь ты прав. Но то, что не сообщил о главаре, — тяжкое преступление. Ты промолчал, а Меченый погубил три десятка душ. Ни в чем не повинных. Твою жену и дочь в том числе.

— Вот видишь! Господь меня наказал, забрал семью. Божья кара куда страшней любой земной даже.

Один из двух мужиков ткнул Кубаря в бок и заявил:

— Эй, Лавр, ты в какое дело втянул нас? Это же измена государю!

— Помолчи, Иван! — цыкнул на него Кубарь. — Вам-то что? Вы ничего не сделали.

— Не успели, потому как мы вовремя вас остановили, — сказал Дмитрий. — Но не верю я тебе, Лавр. Врешь ты, что вернулся мстить. И никуда боярин Воронов не посылал тебя в ту ночь, когда погибла твоя семья.

— Нет, посылал!

— Мне приказать доставить сюда боярина? Ты врешь, Лавр. А это значит, что никакой пощады тебе не будет.

— Господи, ну да, не посылал. Но как бы я объяснил тебе, что ночью один выходил к реке? Я и сам не пойму, что меня туда потянуло. Увидел пожар, когда дом уже вовсю полыхал. Пурьяк не оставил бы меня в живых, потому я и кинулся в Портаху, к родственнику. А потом пришел в себя и решил отомстить.

Савельев вздохнул и заявил:

— Нет, Лавр Кубарь, придется все же наказать тебя по всей строгости. Ведь ты опять врешь.

— Да нет же, как на духу выложил все.

— А что за богатство вы тут втроем обсуждали? Ну да, то самое, которое в доме Пурьяка?

В глазах Кубаря вновь застыло изумление, смешанное с животным страхом.

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

Но тут загалдели его подельники. Они поняли, что князь может не помиловать и их, поэтому быстро разложили все по полочкам. Мужики рассказали, как Кубарь подбил их идти в тверские земли, на починок одного нелюдя, у которого в тайнике хранится немалое богатство. Именно он убил жену и дочь Кубаря. Они не смолчали даже о том, что должны были вырезать семью этого гада.

Савельев помрачнел.

Подельник Кубаря, которого звали Федот, оказался смышленым, заметил это и заявил:

— Каюсь, князь, был такой уговор, только мы с Иваном никого не убили бы. Такой грех из-за денег на себя брать? Связали бы бабу и детей, рты им заткнули и оставили бы на скамьях. С Пурьяком же должен был Кубарь разбираться.

— Ладно, — сказал Савельев и повернулся к Горбуну. — Давай, Осип, этих двоих… хотя погоди. А на чем вы сюда прибыли?

Ему ответил все тот же Федот:

— На конях, вестимо. Пешком к осени глубокой вышли бы, если не сгинули бы по дороге.

— И где кони?

— А тут лесок покажу, в версте где-то. Это по реке в сторону Новгорода. Там поляна. С конями еще один мужик, Гаврила. Он убогий, руки на лесоповале лишился да ногу повредил. Но чтобы за лошадьми смотреть, здоровый человек и не нужен.

— Ладно. Осип, давай их в осинник и будь там. Скоро и Кубаря получишь. Я еще немного поговорю с ним.

— Слушаюсь, князь! А ну, убогие, быстро поднялись, собрали манатки, оружие оставили тут и полетели вперед по балке! — приказал он подельникам бывшего гонца боярина Воронова.

— С чего это мы убогие-то? — спросил Федот.

— Не убогие? Так это мигом исправить можно.

— С тебя станется. Вон громила какой вымахал!

— Верно говоришь. С меня действительно станется, посему поспешите. Возиться еще с вами! — заявил Горбун погнал пленных по балке.

Савельев же повернулся к Кубарю, продолжавшему стоять на коленях.

— Встань! — приказал он.

Кубарь поднялся, отряхнул портки.