Онлайн книга «Испытание сталью»
|
– Подожди, великан и старик со свечёй – это же сказочный Святогор. Она посмотрела на меня так, как смотрят на ребёнка, что вслух удивляется очевидным вещам. – Он помог тебе? – Чё-то я и не понял, – опять пожал я плечами, – помог он или ещё больше запутал. Я отпустил Дашу, поднялся, сорвал остатки гимнастёрки со своих плеч, посмотрел на эту окровавленную тряпку и бросил её в чёрное пятно, оставшееся от разделанного медведя. – Пошли, Ведьма! – Пошли, Странник. Ох и радости было! Мясо – оно всегда ценно, дармовая дичь – особливо, а медвежье мясо и жир – вообще считались лечебными. Собрался весь посёлок, Даша распределяла тушу. Я обратил внимание, что из мужского пола только мальчишки и два деда древних, одного из которых я уже знал – он медведю молился. На мой вопрос Даша сделала удивлённое лицо: – Война же. Кто воюет, кто лес заготавливает. Проша вот воюет, а старший – бригадир на лесозаготовке. Он же механик. Там он один с тракторами может управиться. Потому и бронь дали. – Прохор говорил, что он за брата пошёл. – Так ему и сказали. Завет отца – непререкаем. Он знал, что пути ваши пересекаются. А у старшего дар – железку оживлять. Не людей. – А где его семья? – Так вот они! Это – жена, а дети – вон, с моими перепутались. – Немудрено перепутать. – Родня же. Захотелось шашлыка. Никогда не едал шашлыков из медвежатины, но с удивлением понял, что шашлык для меня – непременный атрибут любого застолья под открытым небом, для них – невидаль. Сам и занялся. Дед-медведепоклонник мне отсёк самого нежного мяса, сам нашёл ёмкость для маринования: перец, соль, уксус, лук и остальная зелень проблемой не были. Захотелось замариновать в майонезе. А майонеза нет. Не беда! Опять же, уксус, перец, соль – есть, подсолнечное масло и яйца – тоже в достатке. Сложности возникли с лимоном. Но небольшие сложности. Нашли. Как? Сие мне не ведомо. Посадил пару шустрых девочек взбивать яйца, руководил ими до получения майонеза. Боялся, что без миксера не получится. Получилось. Посёлок наполнился дурманящими запахами. В каждом дворе что-то готовилось – этакая кооперация и разделение обязанностей. А к вечеру стали на лугу составлять столы, накрывать их скатертями домоткаными и блюдами с праздничными яствами. Сам мариновал, сам же и готовил шашлык, окруженный плотной группой мальчишек, весьма любопытных и не умолкавших ни на минуту. Их интересовало всё, они меня просто одолели вопросами. И про жизнь в России (именно так они и выражались, как будто тут не Россия), про войну. Особенно про войну. Но и помогать не отказывались. Делали всё споро и ловко. Молодцы. Хорошая смена растёт. Когда шашлык был готов, в угли закопали картошку. Прежде чем сесть за стол, сходили на реку ополоснуться. Я – в эскорте гомонящих пацанов. После помывки одел данную Дашей рубашку-косоворотку. Расшитую узорами. Парадно-выходную. В плечах пришлась впору, а вот в поясе был приличный запас. Вот так вот и сел за стол по правую руку от Даши. В таком вот виде – косоворотка, камуфляжные штаны и берцы, пережившие все мои злоключения. Справа от меня расселись мои спутники, напротив – местные. Дети – к краям. Первый тост произнёс самый старший из присутствующих – дед-медведепоклонник. Ессно, за победу. Пили, стоя, прозрачную, как слеза, самогонку. Этот уральский виски был крепок, как спирт. Первач! Ах, да, это в фильмах самогон – мутный. Я такого мутного не пил никогда. Ну, как говорится, меж первой и второй – муха не пролетела. Встал я. Поблагодарил Дарью Алексеевну за «ремонт» личного состава доблестной Красной Армии и тост поднял именно за неё: – Если нас с боя не будут ждать такие уголки Родины, как у вас тут, не ждут такие красавицы и такие прелестные дети, воевать не за что! Третий – молча и стоя. А теперь можно и жевнуть! Только вот беда – что-то запьянел я. Да не как-нибудь, а стал песни горланить. И про грохочущие на поле танки, про девушку, что не узнает геометрии конца танкиста, про чёрного ворона, про кающегося и плачущего демона, спрашивая, станет ли ближе его нам кто-нибудь? Про демона песня убила всех. Мне посоветовали закусывать и запели сами. А потом опять пел я. Про коня, с которым пойдем по полю, потому что любим Россию. Вот эту песню Матвиенко приняли. Ну, тогда продолжим из репертуара Любэ, благо Кадет и Громозека уже знали их и пели хором. В общем, хорошо посидели. Поели вкусно, напились допьяна, песен нагорланились, потом ещё и в пляски вдарились. Одно плохо – я уже давно не курил и не тянуло, а как выпил, так потянуло. Дед меня угостил знатным самосадом, душистым, но крепким! Тихо в лесу, только не спит… Ночью, выбравшись из объятий Даши, я вышел во двор, сел на полено, закурил, глядя в черное небо. На запад. Мне казалось, что я вижу всполохи взрывов, слышу далёкую канонаду. Понимал умом, что это невозможно, что это мне чудится, но казалось, что запад полыхал. – Гроза там, – сказал подошедший из темноты бесшумной походкой спецназовца Громозека. – Ещё какая! – ответил я. – Возвращаемся? Я опять затянулся, помолчал. Потом выпустил дым, сказал: – Я хотел бы навсегда остаться здесь. Он сел рядом, я протянул ему кисет, он покачал головой. – Если не мы, то кто? – сказал он. – Я знаю. Брат, всё, что ты скажешь, я знаю. И про долг, и что война придёт сюда, если мы её там не остановим, потому – не надо. Просто помолчи. Такая ночь! Пока не познаешь других ночей, бессонных ночей войны, не научишься ценить таких. Он кивнул, стал сворачивать самокрутку. Я, затянувшись, сказал: – Знаешь, у меня была хорошая жизнь. Семья, дом, работа, хобби. Но мне казалось это таким скучным! Так меня всё это… Я втайне мечтал оказаться на месте деда и стрелять по танкам. А сейчас… – Настрелялся, – кивнул Громозека. – Повзрослел, – кивнул я. – Вернулся бы в старую жизнь? – Вернулся бы, – кивнул я. Помолчал несколько минут, продолжил: – Невозможно это. Не войти в одну реку второй раз. Я – другой, река – другая. Теперь моя жизнь – тут. А тут – война. Самая страшная из тех, что помнит человечество. И, может быть, не зря мы оказались тут, в это время и в этом месте. Чтобы стать героями. И может статься так, что если не справимся мы, то не сможет никто. – Да, вот, не сказал бы, что ты от скромности умрёшь. – Ты видел этих… других? Одни – не побеждать идут в бой, а умирать. Другие – готовы самое дорогое предать и продать, лишь бы не воевать. Мать готовы расстрелять, за немцев воевать, лишь бы не за правое дело. Да… А Сталин окажется виноват. |