Книга Изумительный Морис и его ученые грызуны, страница 8 – Терри Пратчетт

– Это когда ты открываешь и закрываешь рот, а все переговоры веду я, – объяснил Морис. – Почему ты меня не продал? Я б вернулся, и десяти минут не прошло бы! Я слыхал про одного парня, который сколотил целое состояние на продаже почтовых голубей, притом что голубь у него был всего один!

– А тебе не кажется, что с городом, где люди платят больше доллара за буханку хлеба, что-то не так? – спросил парнишка. – И где платят целых полдоллара всего-то навсего за крысиный хвост?

– Пока у них хватает денег, чтобы нанять дудочника, я считаю, все в порядке, – отозвался Морис. – Нам здорово посчастливилось, что тут и без нас уже приключилось нашествие крыс, так? А ну, быстро гладь меня, на нас какая-то девчонка смотрит!

Парнишка обернулся. Какая-то девочка и впрямь не сводила с них глаз. Люди сновали по улице туда и сюда, некоторые проходили как раз между парнишкой и девочкой, но та словно в землю вросла – просто стояла на месте и так и буравила его взглядом. Его – и Мориса. На такую только посмотришь, и сразу поймешь: она любого к стене припрет не хуже Персиков. Она явно из тех, кто задает вопросы. Волосы у нее слишком рыжие, а нос слишком вострый. А еще на ней длинное черное платье, обшитое черными кружевами. От таких девчонок добра не жди.

Девчонка перешла улицу и начала допрос с пристрастием:

– Ты нездешний, да? Искать работу сюда пришел, так? Наверное, с последнего места тебя выгнали, вот уж не удивлюсь. Ты небось уснул и все испортил. Да, думаю, так все и было. Хотя очень может статься, что ты сбежал от хозяина, потому что он бил тебя палкой, – добавила девчонка: в голову ей только что пришла новая идея. – Впрочем, скорее всего, бил он тебя по заслугам, потому что ты лентяй. И тогда ты, видимо, украл кота, потому что знал: здесь его можно выгодно продать. И ты, должно быть, помешался от голода, потому что ты только что разговаривал с котом, а всем известно, что коты разговаривать не умеют.

– Да я ни слова произнести не в состоянии, – заверил Морис.

– А может быть, ты – тот самый загадочный мальчик, который… – Девчонка вдруг прикусила язык и озадаченно воззрилась на Мориса. Тот выгнул спину и произнес «прппт», что на кошачьем языке означает «печеньки!» – Кот что-то сказал? – призвала она парнишку к ответу.

– Мне казалось, всем известно, что коты разговаривать не умеют, – напомнил парнишка.

– Да, но, может статься, ты был учеником волшебника, – предположила девочка. – Да, звучит очень убедительно. Пока на том и порешим. Ты был учеником волшебника, но ты заснул, и котел с пузырящимся зеленым варевом выкипел, и волшебник пригрозил превратить тебя в… в… ну, в…

– В капибару, – услуживо подсказал Морис.

– В капибару, и ты украл у волшебника его волшебного кота, потому что ненавидел зверюгу всем сердцем, и… а что такое капибара? Это кот только что сказал «капибара»?

– На меня не смотри! – запротестовал парнишка. – Я тут просто так стою!

– Ладно, и ты притащил кота сюда, потому что знал: здесь страшный голод, и вот почему ты собирался продать его, и, знаешь, этот человек заплатил бы тебе десять долларов, если бы ты только поторговался как следует.

– Но десять долларов – это ужасно много даже за хорошего крысолова, – возразил парнишка.

– Крысолова? Да никаких крыс этот тип ловить не собирался! – возразила рыжая девчонка. – Тут же все голодают! А этого кота по меньшей мере на два обеда хватит!

– Что?! У вас тут котов едят? – взвыл Морис, распушив хвост помелом.

Девчонка наклонилась к коту, премерзко ухмыляясь – примерно так же, как Персики, когда побеждала в споре, – и пальцем ткнула кота в нос.

– Попался! – объявила она. – Купился на такую простую подначку! Думаю, вам обоим лучше пойти со мной, согласны? Или я завизжу. А уж когда я визжу, ко мне прислушиваются!

А глубоко внизу под Морисовыми лапами крысы крались по подземельям Дрянь-Блинцбурга. Все старые города так устроены. Люди строят над землей – и под землей. Погреба и подвалы прокладываются впритык друг к другу, и какие-то из них со временем оказываются заброшены – всеми, кроме тех тварей, что предпочитают не попадаться никому на глаза.

В густой, теплой, сырой темноте раздался голос:

– Так, у кого спички?

– У меня, Фасоль Опасно-для-Жизни, я – Четыре-Порции.

– Молодчина, девочка. А у кого свеча?

– У меня, сэр ^[2]. Это я, Ломтики.

– Отлично. Поставь на землю; Персики ее зажжет.

В темноте послышался топоток многих лап. Не все крысы привыкли к идее освещения; некоторые спешили убраться подальше.

Раздался царапающий звук, вспыхнула спичка. Удерживая спичку в обеих передних лапках, Персики зажгла свечной огарок. В первый миг пламя ярко полыхнуло – и засияло ровным светом.

– Ты его правда видишь? – спросил Гуляш.

– Да, сэр, – подтвердил Фасоль Опасно-для-Жизни. – Я ведь не совсем слеп. Я ощущаю разницу между светом и тьмой.

– Знаете, – пробурчал Гуляш, подозрительно глядя на пламя, – все равно мне это очень не по душе. Нашим родителям вполне хватало темноты. Это все добром не кончится. Кроме того, зажигать свечку – значит хорошую еду разбазаривать.

– Мы должны научиться управлять огнем, сэр, – невозмутимо объяснил Фасоль Опасно-для-Жизни. – С помощью пламени мы говорим свое слово Тьме. Мы заявляем: мы – сами по себе. Мы заявляем: мы – не просто крысы. Мы заявляем: мы – Клан.

– Хрумпф, – буркнул Гуляш; так он обычно отвечал на любую непонятную ему речь. А в последнее время он хрумпфал очень, очень часто.

– Я слыхала, молодые крысы жалуются, что тени внушают им страх, – сообщила Персики.

– С какой стати? – удивился Гуляш. – А полная темнота их, надеюсь, не пугает? Темнота – для крыс в самый раз! Крысам полагается сидеть в темноте!

– Странно, – промолвила Персики, – но мы не знали, что существуют тени, пока не обрели свет.

Одна из крыс помоложе робко подняла лапку.

– Эгм… и даже когда свет гаснет, мы все равно знаем, что тени – тут, рядом, – проговорила она.

Фасоль Опасно-для-Жизни обернулся к молодой крыске.

– А тебя звать?.. – спросил он.