Онлайн книга «Бабушкин внук и его братья»
|
Она не выпускала эту шапку, даже когда пришли домой к Ивке. Всё гладила. На следующий день я спросил Ивку: — Почему она не расстаётся с шапкой? Как с живой… — И почувствовал себя виноватым, словно сунулся в запретное. Ивка ощутил мою виноватость. Кивнул: — Она её для сына купила. Думала подарить, когда он вернётся. И теперь всё время держит в руках. Будто эта шапка… его частица. Говорит, что это… ну, как последняя ниточка. С Женей её связывает… Мы говорили про это, когда шли к Геннадию Марковичу. Вернее, к Арунасу. Он выскочил нам навстречу. На крыльцо. — Куда сегодня пойдём? Вообще-то мы все собирались на нашу Дорогу. Но Ивка сказал Арунасу: — Соня и Танюша просили узнать: не хочешь ли ты с ними в цирк на дневное представление? — А почему… только я? — Арунас упёрся глазами в крыльцо. Ивка глянул ясно и бесхитростно: — Ты им понравился. Арунас сквозь загар порозовел ушами. И засопел так, будто на него взвалили локомобиль. — Это сегодня в двенадцать, — сказал Ивка. — Хочешь? — А… ты? А вы? — Он исподлобья глянул на нас. — Там же три билета, — разъяснил Ивка. — Мама купила девочкам и мне. Но я вовсе не хочу, я это уже видел… — Ивка соврал, по-моему, первый раз в жизни. — Иди, иди, — сказал я Арунасу. — Ивка не хочет, а я ещё успею насмотреться на цирк. Когда стану его директором. Вячик мне предсказал… Судя по всему, Арунасу понравилось с девчонками. После цирка он ещё несколько раз отправлялся гулять с ними: то в парк с аттракционами, то на выставку игрушек в клуб «Авиатор»… Иногда с ними ходила мама Ивки и Сони. А Галина Антоновна покидала дом редко. Только на кладбище ездила. Ивка сказал, что она по-прежнему всегда держит в руках шапку — будто кошку… Однажды Ивкина мама и Галина Антоновна поехали на кладбище и взяли с собой Арунаса. Девочек не взяли. Ивку не позвали, меня тоже, а вот Арунаса почему-то попросили: поедем с нами. И по дороге, в автобусе, Арунас осторожно потянул шапку из рук Галины Антоновны. — Давайте, я подержу, а вы отдохните. Не бойтесь, она рядом… — И та уступила. Я услышал про это от Ивки, а тот — от своей мамы… Потом наступила дождливая неделя, стало не до прогулок. Мы опять начали собираться в театре Демида. Возились с ремонтом, а когда уставали, устраивались пить чай у горящего камина. В пасмурные дни огонь в камине хорош даже летом… Мы все уговаривали Настю и Маргариту почитать свою сказку. Но те упирались. Нельзя, мол, показывать неготовую работу, примета плохая… Арунас вдруг перестал появляться среди нас. Однажды он ненадолго заглянул в театр и объяснил, что «деда Гена хворает, просит не уходить от него, только в магазин да на рынок…». Сперва такое объяснение нас успокоило. Но дней через пять Ивка спохватился: — Может, Геннадий Маркович совсем плох, Арунас там с ним один, а мы тут чаи распиваем! И мы с ним опять поехали к часовому мастеру — выручать его и Арунаса из беды. Геннадий Маркович оказался дома один. И вовсе даже не больной. — Здрасте, господа хорошие! А где ваш друг Арунас? Разве он не с вами? Мы переглянулись. Потом Ивка соврал второй раз в жизни: — Наверно, он сегодня с девочками. Они в него как вцепятся — целый день не отпускают. — То-то я вижу: в такую погоду каждое утро торопится из дома… Мы торопливо попрощались. И шли обратно, не глядя друг на друга. Тошно было, словно в чём-то виноваты. А в квартале от трамвайной остановки увидели Арунаса. Он шагал по асфальту босиком, закутанный в короткую прозрачную накидку. Он заметил нас и будто съёжился ещё сильнее. Остановился и ждал, когда мы подойдём. И мы подошли. Арунас смотрел вниз и шевелил пальцами ног в мелкой лужице. Дождь щёлкал по его накидке и нашим зонтам. Мокрые коричневые ноги Арунаса были в мелких порезах и прилипших травинках. Ивка наконец сказал: — Ты, если не хочешь, ничего не говори. Только больше не ври, ладно? Хуже нет, когда друзьям врут… Арунас потоптался в лужице. И не поднял лица. — Вы бы всё равно… в такую погоду не пошли бы туда… — Голос у него был хрипловатый, как в первый день знакомства. — Куда? — сказал я. — Ну, туда… В тот дом… — Ты ходил в тот дом? Один?! — звонко изумился Ивка. — Каждый день?! Арунас кивнул. — Зачем? — сказал я. — Ну, боялся… вдруг она куда-нибудь денется. И она… будто живая. Скучно одной. Я её навещал… — Виолончель? — разом спросили Ивка и я. — Ну да… — Арунас наконец глянул в лицо Ивке и мне. Господи, до чего же стало хорошо! Не было за Арунасом никакого зла, никаких грехов. И беды не было! И не связался он ни с какой сволочной компанией, как нам сперва думалось. Появилась у него своя сказка, вот и всё. А сказать про неё нам он стеснялся. Или, может, боялся спугнуть эту сказку. Или… Ну, кто его знает? Главное, что мы опять вместе. Без вранья и обид… Ивка поглядел на его мокрые ноги. — Ты охрип, потому что босиком. — Да нет же! Дождик-то тёплый! Это я… так… Наверно, он хотел объяснить, что охрип от виноватости, но не решился. — Может, всё-таки унесём оттуда виолончель? — посоветовал я. — Да нет же! Она… ну, она как будто не хочет. Скучать будет по дому… Нет так нет. Ивка тут же нашёл выход: — Если хочешь, давай будем ходить туда с тобой хоть в какую погоду. А там будем… то есть не будем мешать тебе, подождём в другой комнате. Там ведь много комнат… Арунас не стал спорить. — Ладно! Только… — Он поднял лицо. — По-моему, завтра уже будет хорошая погода. Мы решили проводить его к Геннадию Марковичу. — Только деде Гене не говорите… про это. Ладно? А то рассердится да скажет: хватит мне с тобой мороки, иди в интернат или куда хочешь. Мы знали, что старый мастер так не скажет. И Арунас, по-моему, знал. Просто ему неловко было перед «дедой Геной» за враньё. Ну, а если бы даже Геннадий Маркович и вздумал отказаться от Арунаса, тот не пропал бы. Я знал от Ивки, что его мама и Галина Антоновна выясняют между собой: кто возьмёт мальчика к себе. Даже узнавали у юристов, как оформить документы на усыновление маленького беженца. Захочет ли только Арунас уходить от старика? — Ох, а мы ведь ту остановку на Дороге, где дом, никак не назвали! — вспомнил я. |