Книга Вечный кайф, страница 25 – Сергей Зверев

— Ну как? — воскликнул Галицын, начавший дергаться в такт музыке.

— Шабаш на Лысой горе! — прокричал я.

— Конфликт поколений. Ты начинаешь зудеть, как Дядя Ася.

— Много говоришь. Работай, — притянул я его к себе. — По сторонам гляди.

Минут через сорок я уже сам был готов обдолбаться экстази или героином, лишь бы не слышать этот рев, стук, лязг и не видеть потные рожи и тела вокруг.

— Еще полчаса, — сказал я. — Если Долмы не будет, обшмонаем все и закруглимся.

— Подождем. Должен появиться, — заверил меня Арнольд.

Я посмотрел в сторону дверей. Вот и дождались. На дискотеку начала стекаться братва. Та, что прикрывает заведение. Будто с картинок сошли или из нового русского кино: один в спорт-костюме, со златой цепью, другой — бритозатылочный, накачанный барбос, мышцы распирают желтую майку. Еще пара таких же. С ними сутенерского вида тип в строгом костюме — это правая рука директора этого заведения, нас знает отлично.

— Хозяева. Владения Малютины осматривают, — приблизился ко мне Галицын.

— Долма? — спросил я.

— Нет его.

«Быки» устроились в сторонке. Им угодливо поднесли орешков, колы и пива. Ничего крепче. Пить, колоться и глотать экстази им на работе нельзя. Да и вообще нельзя. Малюта — сам не прочь косяк забить, но среди своих людей алкашей и наркоманов не терпит.

— Вон, еще один, — сказал Князь.

К бандитам подскочил татуированный доходяга. Начал что-то объяснять, горячо размахивая руками. Это все их дела. Это не наши дела.

— Вон, — дернул меня за руку Галицын. — Он!

Долма — типичный представитель своего племени. Задница и морда примерно равновеликие — то есть увесистые. Глаза — свинячьи. И не только глаза. Выглядит как свинья. Передвигается как свинья. В общем — свинья и есть. Только в костюме и галстуке.

Я сунул руку за пазуху и нажал один раз на клавишу рации. Прошел звуковой сигнал: «Клиент здесь, начинаем задержание».

Пару минут на то, чтобы омоновцам подтянуться поближе и заблокировать все выходы.

Пистолет в поясной сумке — его сразу не выдернешь. Ну да ладно. Обойдемся. Не вытаскивать же его сейчас.

Арнольд сунул руку в карман, где у него была «Черемуха».

Долма, сунув руки в карманы брюк, важно направился куда-то вдоль стен. Тут мы к нему и подвалили.

— Милиция! — воскликнул я, перекрикивая шум музыки. — Сейчас пойдешь с нами. Тихо. Не дергаясь.

Долма выпучил глаза. И рванулся напролом — то есть на Арнольда.

Прошел бы бандит через него, как нож через масло. Но я придал Долме ускорение. Подставил ногу. Здоровяк дернулся, споткнулся, удержался на ногах, только согнувшись. Тут я ему засветил ногой в солнечное сплетение. А потом кулаком с размаху по физиономии.

Весил он килограммов сто. Всеми этими ста килограммами он и шарахнулся оземь. Арнольд, которому Долма проехался по ребрам, в обиде с размаху вдарил ему ногой по почкам, навалился на спину коленом. Мы завели руки за спину. Щелк — наручники.

Тут братаны поняли, что ихних бьют. И кинулись на выручку.

И началось. У одного в руке была резиновая дубинка. Я успел увернуться и встретил ее обладателя прямым ударом в пятак. Потом добил в челюсть, и он улегся надолго. Князю врезали по лицу, и он улетел куда-то. Арнольд подпрыгнул и врезал каблуком в спину очередному «быку», от чего тот взревел.

— Стоять, милиция! — крикнул я, добивая коленом в брюхо «быка».

Откуда-то высыпали еще человека четыре — шантрапа помойная.

— Бей сук! — послышался вопль.

Я увернулся от полетевшей в меня бутылки пива. Толпа с диким воплем и визгом отхлынула, когда Арнольд опустошил в нее часть баллончика «Черемухи».

И все это под какой-то забойный хит какой-то эстрадной крысы.

— Бей козлов! — снова заорал татуированный живчик.

Тут я его и достал прямым ударом. Зубы нынче дороги. А ему вставлять нужно будет не меньше трех. Он заглох надолго.

На периферии пляска продолжалась, будто ничего не происходило.

Тут и влетели омоновцы. И началась ночь потехи — маски-шоу.

— Кого? — подлетел ко мне капитан-омоновец.

Мне оставалось только указывать пальцем, и дубинки гуляли по ребрам. Теперь уже мало кто сопротивлялся.

Наконец диск-жокей додумался вырубить музыку.

— Милиция! — крикнул Галицын, взяв микрофон. — Всем оставаться на своих местах.

— Позаботьтесь, — сказал я, ударив по ребрам распростертого Долму. — Он шустрый.

— Сейчас. — Омоновец с треском врезал дубинкой, и Долма заорал раненым вымирающим мамонтом. Пробрало убивца недосаженного до печенок — в буквальном смысле.

Я бросился на нижний ярус. Там была курилка — просторное помещение с креслами, оттуда вели двери в сортиры. В зарослях за пальмами в кадках валялись и пыхтели, не обращая внимания на происходящее, двое сладострасцев.

— Шабаш, голубки, оргазм пришел! — Омоновец с чмоканьем влепил дубинкой по наполовину оголенной заднице и услышал ответный вскрик.

Теперь — сортир. Наркоманский загон. Там уже были Асеев с омоновцем. На полу валялся негритос и часто дышал. У стен стояли двое полностью обдолбанных пацанов. Еще один пускал пузыри, сидя на полу в нечистотах, — встать он не мог, на его лице было нарисовано счастье.

— Сука, несколько пакетов сбросил, — Асеев плюнул на негритоса, а омоновец дал черному другу человека дубинкой по шее.

— А это кто? — спросил я, глядя на еще одного, обнявшего унитаз.

— Ему нравится, — сказал омоновец.

Пацан всхрипнул. Рядом с ним валялся шприц.

— Сильно улетел, — сказал омоновец, примерившись врезать ему ботинком.

— Стой! — прикрикнул я. — Вот черт! «Скорую»!

Асеев взял парня за длинные волосы, оторвал от унитаза. Посмотрел в стекленеющие глаза, на наливающееся синью лицо.

— Героин порченый, — сказал я.

— Он самый, — кивнул Асеев.

* * *

Ночь. Тусклая лампа светит. А ты стоишь и видишь перед собой оскаленные рожи, у которых одно желание — тебя растерзать… Да, так и было.

После строительного института один год я отслужил в стройбате сержантом, потом закончил офицерские курсы. Помню солдатские свои времена. Нас в роте было трое русских, остальные — дети степей и гор, притом многие с уголовным прошлым. Естественно, трое русаков подлежали опусканию, издевательствам. Не тут-то было. Так уж получилось, что мои земляки по габаритам ненамного мне уступали и привыкли в деревне своей работать и руками, и кулаками. Спуску мы не давали. Воспоминания, как мы с табуретками на изготовку, спина к спине, стоим против полусотни жаждущих крови варваров, — они и сейчас не выцвели в памяти. И не было случая, чтобы мы не отбились. Да и офицером когда дослуживал — в роте одни урки да чеченцы были. Для них мои офицерские погоны мало что значили. А что я любого могу кулаком на полчаса угомонить — это много значило. Так что ночная дискотечная забава в «Эльдорадо» с такой жизненной школой — для меня просто разминка. Ребятам, правда, пришлось похуже.