Книга Вечный кайф, страница 6 – Сергей Зверев

— Но нет денег! — это голос Оксаны.

— На нет и суда нет, — спокойный, уверенный голос женщины-врача.

Шаги приближаются к входной двери.

— Ладно! — кричит Оксана. — Я найду деньги.

— Так ищите.

— Вот… Последние…

Оксана врет. Это не ее последние деньги. Это мои последние деньги.

— Ладно, — меняет гнев на милость врач. «Скорая» начинает заниматься тем, чем и должна. Насте вкатывают лекарства. Приводят в себя.

— Будем госпитализировать? — спрашивает врач.

— Ни в коем случае! — кричит Оксана.

— Как хотите.

Дверь открылась. Появилась врач. Я всплеснул руками и, искренне улыбнувшись, произнес:

— Ох, какие лица.

Звать ее Эмма, работает она на третьей подстанции. Мы с ней сталкивались, когда сажали Клистера — широко известного в наркоманском мире врача «Скорой». Те наркоманы, кому сильно хотелось обдолбаться, не выходя из берлоги, звонили по «03» и требовали прислать двадцать девятую машину. На вызов и приезжала передвижная наркотическая лавка. И сам лавочник — Клистер. У него всегда был широкий выбор наркотических веществ и сильнодействующих препаратов. С этим джентльменским набором мы его взяли. А потом в шкафчике для его личных вещей на подстанции нашли немерено «дури». Эмма тогда работала с ним в одну смену на другой машине. Мы ее допрашивали в качестве свидетеля. Лицо мое она, похоже, хорошо запомнила. Потому что побледнела и стала такой, будто ее обработали отбеливателем «Ас».

— Эмма, я вас люблю. Я забыл это сказать вам в прошлый раз, — еще шире улыбнулся я.

— Что? Кто вы такие? — начала она валять дурака, пытаясь прорваться из квартиры, но габариты у меня достаточные, чтобы закупорить проход не хуже, чем пробка закупоривает горлышко бутылки от шампанского.

— Не узнали? А я мечтал об этой встрече… Кстати, мои сто баксов не жгут ваш синий халат?

— Что?! — воскликнула она.

— Милиция, Эмма Владимировна. ОБНОН, — Я обернулся и потребовал: — Понятые.

Асеев приволок снизу двух опойного вида мужиков.

— Наркоманы? — спросил алкаш, окидывая взором квартиру.

— Они, — кивнул я.

— И чего не живется? — поцокал языком алкаш. — Пили бы, как все люди…

Дальше начинается изничтожение противника — правда, только моральное. Эмма качает права. Требует отпустить, поскольку вся линия окажется неприкрытой и сердечники с травмированными умрут без ее помощи.

— С такими врачами они быстрее умрут, — заверил я ее. — Чего вкололи девушке?

— Обычное успокаивающее, — Эмма продемонстрировала ампулу.

— Действительно, — пришлось мне согласиться. — А сто баксов за что?

— Какие сто баксов? — искренне возмутилась врач.

— С переписанными нами номерами.

— Глупости.

— Да? Оксана! — крикнул я и взял у девушки диктофон, на который был записан разговор. — А это что?

Квартиру огласил записанный на ленту голос торговавшейся Эммы. Это — нокаут. Женщина плачет. В таком состоянии ее и тащим в местное отделение.

— Вы же готовы были оставить погибать человека, — вздохнул я, когда она сидела напротив меня в отделении.

— А они люди?! — вдруг с яростью восклицает Эмма.

— Вопрос дискуссионный, — кивнул я. — Но не странно, что менты откачивают больного, тогда как врач оставляет его умирать?

— Откачали?! — зло воскликнула она. — Надолго? Она все равно скоро умрет. Они долго не живут.

— Правильно, — кивнул я. — Убить, чтобы не мучилась. Вам надо с собой цианистый калий в комплекте возить.

— И возила бы, — с вызовом бросила Эмма.

Пока идет оформление материалов — близится ночь. Ничего. Не впервой возвращаться, когда на черном небе светит серебряная луна и волки в кустах на нее воют…

Под колесами уплывало шоссе. Я резко обгонял редкие машины. Ночь — простор. Ни пробок, ни автобусов, ничего.

— Черта с два тут дело будет, — сказал Асеев, потягиваясь.

— Да, — согласился я. — Местные или в возбуждении уголовного дела откажут, или прекратят его.

— Что ты им вменишь? Вкололи лекарство из аптечки. Сто долларов взяли ни за что? Мошенничество можно притянуть за уши. Но маловероятно.

— А что с Оксаной и Вороной делать? — спросил я.

— Думаю, давать материалам ход нет смысла. Лучше на крючок посадим. Рок же говорил, что она может знать, где покойный Бацилла брал порченый героин.

— Кстати, не от этого ли героина Ворона чуть не скончалась?

— Это вряд ли, — покачал головой Асеев. — Там симптомы были другие. Тут обычная передоза.

— Надо ковать железо, пока горячо. Давай к Вороне, — предложил я.

— Час ночи.

— Детское время. Ворона, наверное, уже очухалась.

Дверь открыла Оксана. Она посмотрела на нас, как на привидения.

— Чего, спать собралась? — спросил я.

— Ой, — всхлипнула она.

— Не ойкай. Котомку лучше собирай. — Асеев бесцеремонно втолкнул ее в большую комнату и бросил на продавленное кресло. На диване, лицом вверх, лежала Ворона. — За героин.

— Но я же…

— Передала героин Року. Это сбыт. Тюрьма.

— Но?..

— Что, неохота в тюрьму?

— Неохота-а, — заныла она.

— Помочь тебе? Тогда платить надо.

— У меня нет денег.

— Какие деньги, — встряхнул ее за шею Асеев. — Ты и Ворона нам по гроб жизни обязаны. Теперь будете делать, что мы говорим.

— Стучать, что ли?

— Откуда такие слова? Работать на нас…

Я наклонился над Вороной. Ее трясло. Она уже очухалась и смотрела в потолок, не обращая внимания ни на что.

— Это Стрельцов, — сказал я. — Помнишь?

Она скосила на меня глаз и жестяно произнесла:

— Помню.

— Ты где «геру» брала?

— У Бациллы.

— Бацилла откланялся. Нет его больше на этом свете.

— Я знаю.

— Как же ты без Бациллы? Загнешься же без героина.

— Найду, — прошептала уверенно она.

— Вместе искать будем…

* * *

Только начни распускаться, только дай слабину — пойдет-поедет. Пусть лег я в три ночи, но в полседьмого, как только начал звонить будильник, через силу разлепил глаза, напрягся и вскочил с кровати. Потом — гимнастика, полуторапудовые гири, душ. Все как всегда. Нужно быть в форме.