Онлайн книга «Список ненависти»
|
17 «ГАРВИН-КАУНТИ САН-ТРИБЮН» 3 мая 2008 года репортер Анджела Дэш Пятнадцатилетняя десятиклассница Кэти Ренфро стала жертвой Ника Левила, хотя во время стрельбы ее не было в столовой. – Кэти шла по коридору мимо столовой, возвращаясь из моего кабинета, – сообщила репортерам школьный психолог Адриана Тейт. – Думаю, она даже не знала Ника Левила, – добавила она. Ренфро получила не опасное для жизни ранение. Ей в руку попала шальная пуля, отрикошетившая от шкафчика, стоящего вблизи столовой. – Я почти не почувствовала боли, – поделилась с нами Ренфро. – По ощущениям было похоже на укус. Я поняла, что ранена, только когда вышла из школы и пожарный указал на мою окровавленную руку. Тогда я перепугалась. Но знаете, мне кажется, я так сильно запаниковала потому, что паниковали все остальные. Родители Ренфро решили забрать Кэти из государственной школы. – Тут даже задумываться не пришлось, – сказал Вик Ренфро. – Нас всегда немного беспокоило то, что Кэти ходит в государственную школу. Случившееся стало последней каплей. – В общественной школе никогда не знаешь, с кем учится твой ребенок, – мрачно добавила мама Кэти Кимбер Ренфро. – В такие школы принимают всех. Даже неблагополучных детей. А мы не хотим, чтобы наша дочь общалась с трудными подростками. * * * – Она придает этому слишком большое значение! – распалялась я, меряя шагами кабинет доктора Хилера, чего обычно никогда не делала. Ничего удивительного – обычно на наших с ним сеансах за мной не следила ястребиным взглядом мама. Она теперь глаз с меня не спускает. Вместо того чтобы с каждым днем доверять мне все больше, мама умудряется доверять мне все меньше. Она словно боится, что если хоть на миг потеряет меня из виду, я вляпаюсь в очередную стрельбу. – Разве меня можно в этом винить? – Мама всхлипнула и уткнулась в скомканную салфетку, которую вытащила из кармана. – Мне и так трудно поверить в то, что теперь она хочет общаться со всеми этими ребятами, а они – с ней. А теперь еще этот памятный проект? Он, несомненно, не пойдет ей на пользу. Ей нельзя зацикливаться на случившемся. Ей нужно жить дальше, я ведь права? – В последний раз тебе повторяю, мам: я не хочу с ними общаться. Я работаю над проектом. И все. Над школьным проектом. Мне казалось, ты ждешь не дождешься, когда я вольюсь в школьную жизнь. Вот я и вливаюсь. Мама покачала головой. – Пару дней назад она не хотела возвращаться в школу. А теперь хочет работать над школьным проектом с теми самыми детьми, которых занесла в Список, – обратилась она к доктору Хилеру. – Это как-то подозрительно. Отдает фальшью. – Мама не разговаривала с Джессикой, – повернулась я к доктору Хилеру. – Я с ней говорила. Джессика совершенно серьезно предложила мне работу над проектом. Никакой фальши в этом не было. Доктор Хилер кивнул, задумчиво потер губу, но ничего не сказал. Мама покачала головой с таким видом, будто я какая-то дура, раз поверила Джессике Кэмпбелл. Будто я теперь вечно буду дурой, так как однажды поверила Нику. Мы с мамой молча уставились друг на друга. – Ну что? – чересчур громко спросила я, не выдержав. – Почему ты так на меня смотришь? Она не сделает мне ничего плохого. Это никакая не подстава. Неужели так трудно в это поверить? Ты не смотришь телевизор? Не слышишь всех этих историй о том, как стрельба все изменила? Издевательства прекратились. Мне никто не навредит. – Я беспокоюсь не из-за того, что они навредят тебе, – хрипло сказала мама. Посмотрела на меня покрасневшими глазами и промокнула нос салфеткой. Я перевела взгляд с нее на доктора Хилера. Указательный палец замер на его губе. Он молчал и не шевелился. – Тогда о чем ты беспокоишься? – удивилась я. – Ты хочешь навредить им? – спросила мама. – Ты займешься с ними совместным проектом, чтобы закончить начатое Ником? Я обессиленно села и откинулась на спинку дивана. Мама рыдала, умоляла, запрещала, прятала газеты и притащила меня к доктору Хилеру не для того, чтобы защитить меня от других детей. А для того, чтобы защитить их от меня. Она всегда боялась за них. В ее глазах я – преступница. И никакими уверениями мне этого не изменить. – Раньше я не обращала на это внимания, – продолжала мама, обращаясь ко мне и доктору Хилеру сразу. – И посмотрите, чем это кончилось. Меня считают плохой матерью, и может, так оно и есть. Мать должна замечать подобные вещи. И не должна быть застигнута врасплох, как произошло со мной. Чем больше я ее отпускаю… тем сильнее боюсь, что на моей совести будет больше смертей. Она всхлипывала, вытирая нос, и доктор Хилер говорил ей что-то своим тихим понимающим голосом. Но я не слышала его, оцепенев. Я изменила маму. Изменила ее роль как родителя. Теперь ее задача не так легка и ясна, как в тот день, когда я родилась. Теперь ее работа не в том, чтобы защищать меня от остального мира. Теперь ее работа – защищать весь остальной мир от меня. И это так несправедливо. 18 «ГАРВИН-КАУНТИ САН-ТРИБЮН» 3 мая 2008 года репортер Анджела Дэш Шестнадцатилетний Крис Саммерс, по словам свидетелей, погиб как герой. – Он пытался расчистить путь, – рассказывает шестнадцатилетняя Анна Эллертон. – Помогал ребятам выбраться в коридор. В этом весь Крис. Всегда пытался все устроить и организовать. Согласно показаниям Эллертон, Саммерса отпихнули назад ученики, отчаянно стремившиеся выбраться из кафетерия. Из-за этого он оказался на пути у Левила. – Ник засмеялся над ним, спросил: «Ну и кто из нас теперь крутой парень?». А затем выстрелил, – сообщает Эллертон. – Я подумала, что он умер, и убежала. Не знаю, сразу он умер или нет. Знаю только, что он пытался помочь. Он всего лишь пытался помочь. * * * Я чуть не повернула обратно. Глянула в длинное узкое окно на входной двери в класс и увидела ребят, устроившихся за выстроенными неровным кругом партами. Джессика сидела среди них и что-то горячо говорила. Миссис Стоун, педагог-консультант ученического совета, расположилась чуть сбоку от них за своим столом. Она положила ногу на ногу, из-за чего туфля на одной ступне съехала с пятки и болталась на пальцах. Мне вспомнилась увиденная в газете фотография, сделанная сразу после стрельбы, – лежащая на дорожке перед школой туфелька на шпильке, владелица которой то ли слишком боялась вернуться за ней, то ли была ранена, то ли убита. Неужели всего год назад мы сидели в актовом зале, слушая выступления кандидатов в ученический совет? Неужели всего год назад мы с Ником, сидя со своими одноклассниками в разных концах зала, нашли друг друга взглядами и, наблюдая за поднимающимися на сцену кандидатами, закатывали глаза и жестами показывали то, чего не могли сказать вслух? |