Онлайн книга «Отправляемся в полдень»
|
Поговорю с ней, Ирина должна понять. Но увы! Упрямая девчонка. Ну как знаешь, как знаешь! Нас зовёт Тодор, сумасшедший, толкает к лифту, который, без преувеличения не работал сто лет. – Дамы вперед, – говорю и придерживаю Тодора: мол, чувак, разговор есть. Он же мысли читает, поэтому понимает без слов. – Мы должны заполучить Тетрадь Другой истории! – Мы? Он склоняет голову набок, глаза жёлтые, драконьи, взгляд по-змеиному гипнотический. – Да, ты и я. Помнишь, ту драку с Гулой? Тогда мир подчинился мне, я почувствовал. Девчонка, Айринн, она не знает истинной силы слова. Но я… О, мы с тобой станем повелителями миров. Трясёт так, что стучат зубы, но все же делаю шаг и приобнимаю за плечи. Он ершится, чуть не шарахается, но вытерпливает. Интересно ему. – Что ты видел за свою жизнь? Мутантов? Красную пустыню? Землетварей и кашалотов? А я подар… – Я – салигияр. И видел небо. И землю с высоты полёта. Ты знаешь, как она хороша? И лыбится так ехидно, но мечтательно при этом. – Хорошо, но сейчас? Вот – ты служил им верой и правдой, а они – выперли тебя! Назвали отступником, я слышал. Вместо благодарности за заслуги. А в моём мире у тебя будет всё: лучшие колымаги – о, ты не видел, какие у нас красивые! – лучшие девчонки! Девчонки любят сильных и властных. На дорогих колымагах, повелителей жизни. – Тех, что любят за деньги, и здесь полно. И это – мой мир. Я и так в нём повелитель. – Актёр ты погорелого театра! – злюсь, а он ржёт, сумасшедше, громко, сотрясая хлипкий небоскрёб. – А ты – писателишка-неудачник. Тебя собственная книга сожрала. Му-ха-ха. Ещё рассказывать мне будешь! Иди уже и радуйся, что не бросаю здесь, повелитель хренов. Цапает за ворот и волочёт, как куклу. Рвусь, выворачиваюсь, но хватка железная. Прям, как у моей судьбы. Она, сучка, знает мои слабые места и всегда бьёт под дых. *** …коробка грохотит вся. Держусь за Айринн, прям вцепливаюсь, зеньки заплющиваю плотно-плотно. Не хочу зырить, как сдохнем все. А мы непременно сдохнем. Потому что висим, чую, на тонком шнурике, он вот-вот перетрётся и как ухнем. И клочков не останется. Грохот аж внутри меня. Будто кровища вся пожелезнела и теперь, клетки стукаются, звенят. Страшно – не то слово, пятки ледяные, пальцы коченеют. Коробка вздрагивает и останавливается. Приехали. – Дальше – пешком, – сообщает Тодор и растягивает, как пасть землетвари, створки двери. Выходим. Ободранный коридор. В нём скрипит, капает, воняет. Столько лет мечтать о Доме-до-неба и что в итоге? Такой жути и в Залесье полно! Айринн чихает, разносится эхом. Тодор тянет перчатку, пугает своей горящей механической лапой. – Идём, где-то должна быть лестница. И срывается вперед. Спешим за ним. Лестница и впрямь есть. С вывороченными перилами, кое-где отсутствуют куски, придётся прыгать. И наверняка будет осыпаться под ногой. Айринн мотает головой. – Дальше не пойду. У меня детский страх – сломанная лестница. – Так напиши нам нормальную! – язвит Серый. – Ты ж владычица тетради! Дичит, не простил, что на сделку не пошла. – Не могу, тетрадь проявляется только в экстремальных ситуациях. Сейчас не получится её призвать. – О, значит, ты не носишь её с собой постоянно? А зовёшь, как собачку. – Как хре… – Заткнулись оба, – Тодор рявкает на них, а я на измене на всякий случай, – сделаем так. И расправляет крылья. – Ты, сильфида, бери Розу, а я поволоку ушлёпка. Вроде всё логично, но Айринн снова тормозит. – Я не могу. Не умею превращаться… Договорить её не даёт, хватает меня и под мой громкий ор тащит к окну и швыряет вниз. Лечу, свистит в ушах, убьюсь нафиг. Тотошка, баба Кора, Гиль – я любила вас как умела. Аааааааа… И зависаю в воздухе. Поднимаю глаза – она, держит. Сильфиды очень клёвые и красивущие. Зелёная вся, переливается. Люблю зелёный. В глазах – слёзы: – Прости, что долго. Лыблюсь ей, пусть не плачет. Прорвёмся. Теперь – вверх, выше и выше. До облаков. И вот от земли уже – разодранный лоскут внизу. Крыша рядом, опускаемся. Тодор тут же, Серый блюёт, бледный, глаза дикие. Но сейчас плевать, потому что Роза. Вернее, самый бутон. Громадный, в десять меня. Ствол толстенный, увит проводами и трубками какими-то. Золотисто-зелёный сок, искрясь, течёт по ним. Один лист в сторону, так и приглашает: ложись. Лезу, откидываюсь, закрываю зеньки. Тепло, спокойно, словно дома. И даже не пугает тонкий шип, что завис над грудью. Пусть впивается, не заору. Он и впивается, тянет кровь, вливает красное в золотисто-зелёный сок стебля. Тот – вижу через полуопущенные веки – буреет, густеет, и тяжело, вязко, лезет к бутону, и вот уже по прожилкам венчика бегут алые ручейки. И медленно, издавая тихую музыку, она расцветает. Белая-белая. Сияющая и единственно прекрасная. Роза Эмпирея. Цветёт, дарит миру аромат и надежду. Глава 18. Бал во время войны … тетрадь решаю не эксплуатировать лишний раз. Но в дом Бэзила (теперь и мой дом) иначе не попасть. Когда резко материализуюсь посреди гостиной и, не удерживая равновесия, падаю, госпожа Веллингтон испуганно подскакивает в кресле. Роняет книгу. Та летит прямо ко мне, обложкой вверх – томная дева в объятиях мускулистого демона. Никогда бы не подумала, что сухая и правильная Оливия читает нечто подобное, но а с другой стороны – выбора особо нет. Обнимаемся радостно. Она помогает мне встать, отряхивает одежду, не наглядится. – Вы целы! Хвала Великому Охранителю! Сажусь в кресло, так удобнее осмотреться. Ведь здесь я ещё не была. Дом Бэзила небольшой по сравнению с отцовским, обставлен аскетично и неизыскано (наслаждение непристойно, красота – наслаждение). И производит впечатление нежилого. |