Онлайн книга «Садовник (сборник)»
|
– Тушил. Ему не хочется об этом говорить, и он произносит с чувством: – Анна Иоанновна! – Да. – Если деньги не хотите брать, так, может, яичками за уроки возьмете? Как говорится – гонорар… Натуральные, безо всякой химии. Анна словно не слышит. – А это что? – спрашивает она, остановившись перед цветущей калиной. – Калина. В прошлом году посадил, а уже зацвела. Значит, нынче ягоды будут. Вот и узнает Олежка вкус красного цвета. – Что? – Вкус красного цвета. Анна смотрит непонимающе: – А разве у цвета бывает вкус? – А как же? Вот у синего цвета вкус сливы. Только не у сладкой, импортной, а у нашей. Она в таком белом налете, кисленькая… Потрешь ее об рукав и съешь, знаете? – А оранжевый – апельсин? – Естественно! Черный – черника, зеленый – крыжовник. – А вода?! Вместо ответа Кузьмич тычет пальцем в небо, Анна смотрит туда и видит его, глубокое и прозрачное. Они идут по двору. Анна оглядывается на корабельный якорь, мотает сокрушенно головой. Кузьмич понимает это по-своему. – Хороший был экипаж. Так они еще не только якорь этот, они мне видеофильм подарили о нашем житье-бытье. А посмотреть некогда. Да и негде… Телика-то у нас нет. – А вы ко мне приезжайте, вместе посмотрим на ваше прежнее житье-бытье, – неожиданно предлагает Анна. – Это и будет гонорар! 65. Квартира Анны. День Звонок в дверь. Анна торопится ее открыть. Она радостна, принаряжена, и губки подкрашены. На пороге Кузьмич. Он весел и взъерошен, прячет руки за спиной. Одна рука – вперед! Анна: Что это? Кузьмич не отвечает, потому что и так видно: в целлофановом пакетике – куриные яйца. – Все довез! – важно говорит он и прибавляет: – Чтобы вы не подумали, что я размазня какая-нибудь… А это… – Вторая рука вперед. В ней бутылка шампанского. Анна всплескивает руками. – Сто лет шампанского не пила. – И выпивка, и закуска! – радуется Кузьмич. – Яичницу можно, а можно сварить. А лучше сырыми! Никакой же химии! – Под шампанское? – с сомнением спрашивает Анна. – Есть кое-что покрепче! – радостно восклицает Кузьмич и выхватывает из кармана четвертинку. 66. Там же Они сидят за столом. – Меня одно шампанское не цепляет, – сообщает Кузьмич. – Я с вашего разрешения – ерша. – Пожалуйста, – пожимает плечами Анна. – А вам? Анна отчаянно машет рукой: – Валяйте! – Дорогая Анна Иоанновна! Я хочу выпить за вас, потому что вы… – торжественно начинает Кузьмич, но Анна его останавливает: – Давайте за вашего сына… – За Олежку! Они чокаются, выпивают, закусывают яичницей. Анна: Скажите, а что, ему никак нельзя помочь?.. Кузьмич мотает головой. – Может быть, существует какая-то дорогая операция? Деньги… – Если бы деньги… Я бы денег достал. Да дом наш, земля, она теперь очень больших денег стоит, а если бы не хватило, я бы органы свои продал, которые еще более-менее. Печень у меня никуда, а почки хорошие. Сердце больное, зато легкие отличные. Да я бы кожу, шкуру свою зулусам на барабаны дал, чтобы только он видел! Знаете, что самое обидное? Что у меня зрение – без очков читаю и нитку в иголку вдеваю. Вот вам и наука – всё пересаживают, а глаза – нет! На глазах его выступают слезы. Анна опускает глаза. 67. Там же Веселые и чуточку пьяные Анна и Кузьмич сидят рядышком на диване перед телевизором. Кузьмич показывает Анна фотографию: – Это весь наш экипаж. Это – капитан, это – боцман Кошкин, а это – я, старший матрос. Анна смотрит на Кузьмича с уважением: – Наверное, непросто стать старшим матросом? Как ими становятся? Кузьмич скромно пожимает плечами. – По возрасту. – Он переводит взгляд на покрытый рябью телеэкран. – Эх, только бы на размагнитилась… – Изображение наконец появляется. – Не размагнитилась! – радуется Кузьмич. На экране – мордатый мужик в тельняшке, смотрит лукаво. – Вот он – Кошкин! – обрадовано восклицает Кузьмич. – Вот такой мужик! Он всю нашу жизнь на судне на камеру фиксировал. – Дорогой Кузьмич, – говорит с экрана боцман. – Пусть этот фильм в трудную минуту поднимает тебе не только настроение, но и кое-что еще… – Не размагнитилась, – нежно говорит Кузьмич. Пошел фильм. На экране появляется белоснежный океанский лайнер. – Это не наш… – сообщает Кузьмич. – У нас попроще был. Звучит немецкая речь. Кузьмич недоумевает, а Анна начинает все понимать. – Да что же это такое? – никак не может врубиться Кузьмич. – Может, прокрутить? – Пожалуйста, – говорит Анна и прокручивает. Оказывается, это порнофильм, и невольные зрители попадают в самое пекло. – Это… Анна И… Анна И… – от волнения Кузьмич даже стал заикаться. – Выключите, пожалуйста… – Нет уж, раз начали, надо досмотреть. Чем кончится… Что она там сказала? «Дас ист фантастиш?»… – Анна И…оанновна! – Кузьмич вскакивает, закрывая грудью экран. – Ну, Кошкин, ну гад! Ну, он мне встретится! Это он мне отомстил, гад. Я ведь эту гадость за борт выбрасывал, потому что это ведь… один душевный и телесный вред, а он… Анна усмехается: – Я вас прекрасно поняла, Геннадий Кузьмич, – все как надо: ерша, порнушку и в койку? По полной программе? – Анна И… Да вы что? Анна играет, и играет с удовольствием. – Господин Мурашкин! Отныне прошу не подходить ко мне близко! Я буду общаться с вашим сыном, но не с вами. Вон, старый развратник! 68. Там же Анна подбегает к окну и смотрит вниз. Там стоит смятенный Кузьмич и с надеждой смотрит вверх. Анна бросает в него злополучную кассету. Кузьмич обхватывает голову руками, как перед взрывом, потом хватает упавшую кассету, пытается порвать пленку и запутывается в ней, как Лаокоон. Анна хохочет, да так, что садится под окном на пол. В ее глазах счастье. 69. Дом Мурашкиных. День Анна занимается с Олегом. Она играет, он поет: Не страшны мне ничуть расстояния, Но куда ни привел бы нас путь, Ты про первое в жизни свидание И про первый рассвет не забудь. В открытую дверь видна кухня. Кузьмич на цыпочках несет тяжелую кастрюлю. В сторону Анны он даже не решается смотреть. |