Книга Стерва на десерт, страница 52 – Ольга Володарская

— Я вам что Ванга что ли?

— Нет, ты у нас Шерлок Холмс, — польстила мне Маринка.

— Да какой там… — я устало отмахнулась. — Я ведь даже теперь не могу узнать, как продвинулось следствие. Нашли ли какие отпечатки, видел ли кто из соседей злоумышленника, допросили ли Коляна…

— Почему? Разве Геркулесов тебе не скажет?

— Не дружусь я с ним, — буркнула я.

— Милые бранятся, — захихикала Маруся.

— Заткнись, — предупредила я. Маруся испугалась и заткнулась.

— Может, нам спросить. Мы, вроде, тоже не посторонние, — неуверенно предложила Марья.

— Вам он тем более ничего не скажет, — расстроила я подружек.

— Остается только одно, — изрекла Княжна, вставая с трона (облезлого кресла со сломанным подлокотником). — Идти на поклон к Антошке Симакову.

Я кивнула и направилась к двери, все остальные потрусили следом, даже бледная Эмма Петровна.

Застали мы Антошку за его любимым занятием — подслушиванием. Стоял он, когда мы без стука ворвались в его кабинет, у стены, прислонив банку (на сей раз трехлитровую) к уху, выражение лица при этом имел одухотворенно-счастливое. Нас он даже не заметил.

— Товарищ Симаков, — гаркнула я бодро. — Какие новости?

Антошка охнул и выронил радар из ослабевших рук. Мы с ужасом, самый неподдельный читался на Антошкином лице, следили за тем, как банка приближается к полу, как ударяется об него, как бумцает, катится… и не разбивается.

— Ура! — возопил Антошка и тут же вцепился в уцелевший локатор обеими руками. — Сейчас самое интересное будет.

— Про кого? — Маруся засеменила к Симакову, навострив ушки.

— Про чего.

— Про что, — поправила Эмма Петровна.

— Да тихо вы, там Геркулесов слово взял.

— Так значит, они за стеной…?

— Помолчите, — пресек любые дальнейшие расспросы институтский Штирлиц, после чего вновь припал к банке.

Мы послушно замолкли. Только Маруся, бубня что-то обидное, начала кружить по комнате, шаря глазами по сторонам. Мы уже не знали за кем нам следить: за Антошкой, стоящим, как цапля, на одной ноге, и постигающим нечто нам неведомое, или за подружкой, целенаправленно что-то в помещении вынюхивающей. Не знаю, как других, но меня привлекала больше Маруся, поэтому я плюнула на Симакова, и двинулась за ней. И не зря, ибо Маруся нашла, что искала — с победным улюлюканьем она кинулась к тумбе, на которой стояли искусственные цветы в аляповатой вазе, хватанула их за соцветия, швырнула в угол, и, завладев тем, что так долго выискивала, ломанулась к стене, пихнула Антошку в бок, заняла его место, пристроила вазу, приложила ухо к ее дну, зажмурилась, после чего замерла.

Стояла она так недолго. Минут 5. По истечении которых оторвалась от стены, повернулась, продемонстрировав нам свое покрасневшее оттопыренное ухо, и растеряно выдала:

— Не знают они ни черта.

— Как это? — возмутились мы, буравя глазами то Марусю, то Антошку.

— Очень просто.

— Вот тебе раз! И никаких улик в моей квартире не нашли? — переспросила я, на всякий случай. Антон кивнул, а я не успокоилась. — А что еще Геркулесов говорил?

— Про какого-то алканавта, который живет под твоим диваном.

— О! У нас под диваном кто-кто живет? — Марусины щеки стали под цвет ее уха, наверняка, от любопытства. — И от кого мы его прячем, если у нас нету мужа?

— Это он про Коляна, а живет Колян, сами знаете где.

— А… Эта история нам известна, — разочаровалась Маруся. — А ты впрямь думаешь, что он видел нашего убийцу?

— Уверена.

— Так чего мы тут дурью маемся? — вскочила Маринка. — Побежали его искать!

— Где? Я адресов бомжатников, где его подружки живут, не знаю.

— Надо узнать, — не умеряя пыла, настаивала Маринка.

— Не к спеху. Все равно он мало чего сможет рассказать — он же отрубился.

— Но вечеров ты его допросишь, да, Лель?

— А как же.

Антошка, который весь превратился в слух, стоял, как Пизанская башня, чуть наклонившись, и ловил каждое наше слово. То, что слова эти были ему мало понятны, его не волновало, он, видно, решил, что главное запомнить все досконально, а уж потом расшифровать. А уж коль и расшифровать не получится, то смысл придумать самому — при его таланте, это раз плюнуть.

— А про Ваську он там ничего не говорил? — задумчиво протянула я.

— А? — Антошка заморгал, не сразу понимая, что этот вопрос обращен к нему.

— Говорил что-то, — встряла Маруся, очень гордая оттого, что из нас оказалась самой находчивой. — Что-то про то, что пока Ваську выпускать нельзя. Потому что, хоть он и в несознанке, все улики против него.

— Ага. А про наших мужиков?

— А про них-то чего?

— Ну так. Может, чего болтнул?

— Ваши субчики у Николая Николаича под колпаком, — веско вымолвил Антон, шарахнув по Марусе уничтожающим взглядом. — За ними давным-давно слежку установили, и пока решили не снимать.

— Неужто?

— А то! — самодовольно хмыкнув, заверил нас Антошка, после чего отнял у Маруси вазу и вновь превратился в слух.

Мы еще немного постояли, перекидываясь фразами, коими обеспечили Симакову пищу для размышления и материал для фантастических историй. После, с чувством исполненного долга, удалились в свою комнату. Последнее, что мы видели, притворяя дверь 46-го кабинета, это счастливую физиономию Антона, прижимающего к груди недавно приобретенный чудо-радар, украшенный лепными розочками.

К обеду нас ошарашили известием о том, что кое-кому из нас надобно задержаться до 7 вечера для срочной работы. Авралы у нас случаются крайне редко, и мы к ним не привыкли, по этому хотели отпинаться, но на сей раз Кузин был непреклонен — директор распорядился выдать работникам зарплату днем раньше, поэтому вычислительный центр обязан сделать ведомости к завтрашнему утру.

— Как же мы без предупреждения домой не явимся? — захлопала глазенка Маруся, давя на Кузинскую жалость и верность домостроевским устоям.

— Позвоните, предупредите. — Настаивал Кузин, проявляя несвойственную решимость. Видно, страх перед директором был сильнее верности и жалости.

— У нас дети маленькие, мы не можем, — начала канючить Княжна.

Я хрюкнула — ничего себе маленькие, Ленкиной дочке 15, остальным не меньше 7.

— И мужья любимые, их надо ужином кормить, — подключилась Маринка, которая даже посуду за благоверным не мыла.