Книга Изгой, страница 67 – Юрий Никитин

Раздался треск. Дверь выгибалась под тяжелыми ударами, но держалась, и тогда оба стража ухватились за топоры, начали бешено рубить толстые доски. Олег выждал, потом ударил плечом. Наполовину расколотая дверь разлетелась в щепы, он торопливо шагнул в пролом, не заботясь о том, что сверху падают тяжелые деревянные обломки.

В обширных покоях пусто, мертво, безжизненно. Узкое окно открыто, оттуда врывается свежий ветер. Первой мыслью Олега было, что Колоксай покинул через окно, но в эту узкую щель едва пролезла бы его голова...

И тут он увидел на ложе неподвижное тело. Колоксай лежал вниз лицом, раскинув руки. Пальцы вцепились в подушки, смяли и так застыли.

— Колоксай! — заорал Олег. — Черт, что ты творишь, Коло!..

Плечо Колоксая показалось твердым и застывшим, как холодная плита мрамора, а сам он выглядел срублен-ным дубом, что рухнул, как стоял, накрыв растопыренными ветвями ложе.

Вдвоем с Окоемом перевернули его на спину. Синие глаза безжизненно смотрели в потолок, золотые волосы мертво разметались по подушке. Олег поспешно приник ухом к твердой груди. Поначалу ему показалось, что он положил голову на каменную плиту, холодную и недвижимую, но обостренное ухо человека из Леса уловило нечто, что и на жизнь не похоже, но еще и не смерть.

— Зови своего колдуна! — велел он страшным голосом. — Быстро!.. Все травы, отвары... Он знает какие!

Еще три дня дрались за жизнь, что упорно выскальзывала из их рук. Колоксай находился в забытьи, а едва, удавалось пробудить в нем сознание, тут же снова нырял в спасительную черноту.

Олег, отчаявшись что-то сделать, наконец опустил руки, сел рядом на край ложа и заговорил монотонно:

— Ты в отчаянии, что твой сын Гелон отдал свою жизнь в обмен на твою. Ты винишь себя... Но у тебя еще двое! Двое сильных и отважных, как львы, могучих, как слоны. Они смотрят на тебя с надеждой, ты нужен им. Скиф в таком отчаянии, что готов покончить с собой, но, если он это сделает, это будет уже твоя вина... Ты трусишь, ты уходишь от этого мира. А ты нужен, на тебя смотрят... От тебя многое зависит. Если подохнешь, то наплюешь и на могилу своего любящего сына Гелона. Выходит, он отдал жизнь напрасно...

Он говорил долго, повторялся, убеждал, находил новые доводы, возвращался к старым и поворачивал их под другим углом. Наконец от Колоксая донесся тяжелый вздох, будто качнулась и дохнула вся комната. Он все еще не двигался, но Олег чувствовал, как в могучем теле вздрогнуло и начало сокращаться сердце, по ссохшимся жилам с трудом начала пробиваться горячая кровь.

Окоем посмотрел на Олега ошалелыми глазами. Угарч тут же выскользнул, за дверью донесся его топот, удаляющийся крик. Вскоре в покои вошел и тихонько сел у самой двери Скиф. Он был желт, как покойник, только в запавших глазах огонь горел еще злее и неукротимее.

Олег сказал громче:

— Колоксай, как бы тебе ни хотелось вот так лежать и винить себя... но нельзя эту цветущую страну оставлять без хозяина. Вообще нельзя, чтобы за кордонами слышали, что здесь стадо без пастуха! Гелон — твой сын. Хотел ты или не хотел, никто тебя спрашивать не будет, но теперь ты вместо Гелона. И на месте Гелона. Пусть Окоем объявит, что трон не пуст!.. Колоксай держит в своей крепкой руке эти земли, и если кто попытается прийти незваным, то лучше бы им было прийти к мирному Гелону, чем к мстительному Колоксаю!

Скиф подпрыгнул вместе со стулом, Олег видел, как надежда в его глазах вспыхнула ярче, однако с ложа донёсся стон, затем слабый прерывающийся голос:

— Мстительному?.. А я раньше был не очень... Олег, ты говоришь не обо мне...

— Ладно, но пусть все равно Окоем объявит, что ты на троне. Так оно и есть, но пусть сообщит. Пусть гонцы поскачут во все стороны.

— Нет, — прошептал Колоксай. — Ты не понимаешь... Как ты можешь заглядывать в глубины вещей, и в то же время поражен слепотой, когда дело касается людей? А ты подумал своей дурной головой, что я буду выглядеть для всех... чуть ли не убийцей Гелона? Меня будут постоянно сравнивать с Гелоном, будут упрекать, а мои указания перестанут выполнять... и я не смогу их винить, ибо им будет казаться, что они предают Гелона если послушаются меня...

Олег наклонил голову. С трудом, но все же пони-мал, только трудно осознать, что это говорит прежний Колоксай, свирепый и вспыльчивый, никогда не рассуждающий.

Колоксай зашевелился, медленно сел. Взгляд его упал на сидящего у двери юношу. Скиф ответил прямым преданным взглядом, нежным и любящим. Олег поежился, один с черными как смоль волосами, у другого как потоки расплавленного золота падают на плечи, но глаза одинаково пронзительно-синие, яркие, светящиеся дивным огнем.

— Ты, — сказал Колоксай, — ты на троне. Скиф! Сможешь и править... здесь мудрые советники, сможешь и защитить вооруженной рукой! Ты станешь достойным правителем.

Скиф вскочил так резко, что стул за его спиной упал с грохотом.

— Я? Чтоб ненавидели меня?

Он уставился на Колоксая с великим изумлением, не веря, что человек, из-за которого он ушел от матери и теперь готовится отомстить, так его предал.

Олег с досадой хлопнул ладонью по столу. Получилось неожиданно звучно, все умолкли, смотрели на него.

— Что вы все о себе! — крикнул он раздраженно. — Боитесь, как бы чего не подумали?.. Чистенькими, незапятнанными хотите остаться? А о них подумали? Страна не может быть без сильного правителя!..

Колоксай напомнил:

— Ты однажды говорил, что может.

— Но не в этом мире, — сказал Олег еще злее. — Не в мире, где соседи только и смотрят, чтобы здесь власть ослабела, чтобы в Гелонии перестали точить мечи! Зачем твой сын строил толстые стены? Зачем укреплял крепости, готовил запасы оружия?.. Кто-то должен сесть на трон прямо сегодня. Я боюсь, что в соседних странах уже срочно седлают коней.

— Я не могу, — ответил Скиф глухим голосом. — Я на алтаре дал великий обет, что отмщу за убийство отца. Я не могу... и не хочу отказаться от клятвы. Это будет не по-мужски.

Колоксай после паузы сказал тихо:

— Сын... Я тебя очень люблю. У меня слезы на глазах, потому что я, оказывается, кому-то дорог... Мне всегда казалось, что я совсем лишний на свете! И меня никто никогда не любил. А я настолько жаждал этой любви, что однажды... Сын мой, много позже я понял, что я не должен был так делать. Это была моя вина...

Скиф закричал бешено:

— Что ты говоришь?.. Ты подумай, что ты говоришь? Она же убила тебя! Ты умер в корчах, в муках от яда!

Колоксай кивнул:

— Меня могла спасти другая женщина... я не стану называть ее имени, иначе ринешься мстить и ей, но я когда-то обидел и её... и она... не стала. Мир жесток, Скиф. Одна жестокость вызывает другую. Ответную! Но первый камешек бросил я. И покатилась, покатилась лавина. Вот сейчас мы потеряли Гелона... Это тоже моя вина! Если вернусь в мир чёрного солнца и брошусь в ноги богам, умоляя поменять меня на Гелона, они только рассмеются мне в лицо! Ибо Гелон намного ценнее. Это вообще был самый ценный человек для рода людского. Но истинную ценность людей понимаем только после их смерти.