Книга Модельер, страница 41 – Элизабет Обербек

— Они не вписываются в мое расписание.

— Месье Лебре организовал все эти интервью специально для вас, после успеха на показе; он висел на телефоне всю ночь и утро.

— Пожалуйста, передайте ему, что я позвоню ему в час дня, но до завтра я не буду давать никаких интервью.

Раздался звонок в лицее, расположенном через дорогу. Он звучал полнее и четче, чем воспроизводила звуки колокольчиков акустическая система отеля «Интерконтиненталь». В залитом солнечным светом уличном кафе он купил газеты «Ле Мон» и «Журнал де Сенлис» и кофе.

— Клод! — окликнул его Жорж, грузный мужчина, чьи руки напоминали боксерские перчатки. Он поклонился и подал кресло своему посетителю, но сделал это так, словно обслуживал королевскую персону. — Мы слышали о вашем успехе в новостях! Это так почетно, видеть вас здесь уже на следующий день после такого события! Анатоль ушел пятнадцать минут назад и, как всегда, говорил о вас. Он зашел к нам по пути в церковь.

— Да-да, я хочу зайти к нему, — сказал Клод. Он читал заголовки в газетах. В разделах моды обеих газет, на самом верху газетной полосы фигурировало его имя, набранное шрифтом высотой в четыре дюйма.

— «КОЛОКОЛЬЧИКИ КЛОДА РЕЙНО ВОЗВЕСТИЛИ О НАЧАЛЕ НОВОЙ ЭРЫ В МОДЕ». «ПРИГОДНЫЙ КЛАССИЦИЗМ». Под одной статьей на целой странице была размещена его фотография — он один стоял на сцене, в свете ламп, а лицо было искажено гримасой. На другой фотографии репортер запечатлел модель, одетую в белое кружевное платье. Он вздрогнул. Это была Валентина, она была больше похожа на Валентину, чем Валентина на себя! Редактор отдела моды газеты «Ле Мон» решил поместить фотографию манекенщицы в лавандовом вечернем платье с бахромой на талии.

В газете «Фигаро», на странице, посвященной искусству, он заметил свою маленькую фотографию на приеме рядом с Валентиной. К сожалению, на ней отсутствовала часть правого плеча.

«Они никогда не планировали делать общий снимок, — с горечью подумал он. — Хотя надо отдать должное — они хорошо смотрятся вместе». Мог ли фотограф заметить блеск в их глазах, смелую улыбку, характерный для обоих романтизм? Он скорее почувствовал это.

Статья цитировала Лебре: «Весенние темы салона де Сильван были мастерски интерпретированы месье Рейно. Поскольку Клод Рейно и салон заключили договор о партнерстве, мы счастливы итогами нашего сотрудничества».

Клод поежился, когда прочитал о «скрытном дизайнере, который прятался за кулисами, когда наступило время для финального выхода на подиум.

Статья хвалила Клода за «новый, естественный облик его моделей, за подчеркнутую аккуратность и внимание к мелочам. Месье Рейно вносит в моделирование новый стиль — тщательность. Несмотря на скептицизм и отсутствие времени, чтобы отразить в нарядах индивидуальный стиль компании де Сильван, кутюрье представляет в салоне новое направление — обезоруживающую элегантность, обманчивую простоту. Он подчеркнул изящество манекенщиц, а не работу модельера или новые фасоны. В его работе женственность сочетается с интеллигентностью».

Жорж читал статью, стоя за спиной Клода. Его физическая близость и запах лука от вытертого и плохо выстиранного фартука отвлекали Клода. Он шире развернул газету, чтобы разогнать неприятный запах. Жорж продолжал читать. Клод чувствовал на своей шее его жаркое дыхание.

— Не могу поверить, неужели это наш городской портной! Здесь напечатано — Сенлис. Весь город говорит о вас. Но обязательно сходите к Анатолю, — выдохнул Жорж, изо рта у него также пахло луком.

Сможет ли он вернуться в свое простое, насиженное гнездо, которое он так любил? Он больше не был человеком из глубинки. Париж поднял его на другой уровень: более высокий, где владельцы кафе были настолько заняты, что не давали рекомендаций своим посетителям навестить местного священника. Снаружи забили церковные колокола, отдаваясь странным звоном в его голове.

Когда Клод поднимался по ступенькам лицея, он увидел своих племянников, которые выбегали из разных дверей. Он хотел сделать им сюрприз.

— Добрый день! — он схватил за руку Артюра, самого младшего. В это время тот уже приготовился бросить свой школьный рюкзак в старшего брата. Толстощекий Артюр, который так любил Педанта, улыбнулся дяде, но, похоже, еще больше огромной коробке с пирожными, которую Клод держал в руках.

— Мы можем посмотреть на Педанта? — спросил Артюр.

— Ты любишь моего попугая больше, чем меня. А где Анри?

— Как обычно, болтает с девочками. Мы должны его подождать.

— Дидье и Жан-Юг, подойдите ко мне, я хочу вас обнять. Я соскучился. — Зазвенели школьные колокольчики. — Я был в Париже и стал знаменитым. Мама показывала вам утренние газеты?

— Она рано утром шла на работу, поэтому мы не видели ее.

— А кто отвел вас в школу?

— Мы уже давно ходим в школу самостоятельно.

— А папа? Он должен читать газеты, не так ли?

— Когда мы уходили в школу, он еще спал.

— Неужели?

— Они вчера поздно вернулись, а сегодня у него встреча днем. Он оставил нам записку, чтобы мы не шумели утром, поели и сами отправлялись в школу.

— Ваш дядя стал знаменитостью в один день, а его семья даже не подозревает об этом! Но ваши родители присутствовали при этом. А где же Анри? Я скажу ему, что братья не должны его так долго ждать.

— Пожалуйста, скажи ему об этом, — стал умолять Жан-Юг. — Это так неприятно, особенно в те дни, когда у меня куча работы по дому.

— Все уже разошлись из школы, а мы все еще ждем его, — сказал Дидье. Их слова эхом отдавались в пустых проемах мраморных лестниц.

— Вот он идет! — воскликнул Артюр.

Анри и Жан-Юг были в офисе дяди всего лишь три недели назад. Но сейчас Анри казался старше и сдержаннее. Никаких крепких объятий.

— Привет, дядя. Что ты делаешь здесь?

— Вместо того чтобы обнять меня, ты задаешь дурацкий вопрос. Я приехал сюда, чтобы разделить свою славу с вами, моими самыми любимыми в мире людьми. С вашей четверкой! Пойдемте в мою мастерскую, съедим эти пирожные!

Когда они вошли, Клод поставил на кухонный стол коробку с пирожными.

— Вы должны увидеть квартиру, которую я купил в Париже, — сказал он, вспоминая, что не провел там ни одной ночи. — Квартира такая огромная, потолки…

— А нам нравится здесь, — сказал Дидье, подбегая к часам деда. — Дядя Клод, — позвал он минутой позже. — Часы остановились. Они показывают десять часов. Разреши мне их починить, пожалуйста. Я в этом разбираюсь. Помнишь? Ты учил меня!

Странно, но Клод впервые не завел часы. Он открыл окно и впустил в комнату солнечные лучи. Густой запах созревающих яблок внезапно напомнил об ушедших из жизни родителях.

— Можно съесть пирожные? — Дети были уже на кухне, за кухонным столом, пожирая глазами белую коробку, покрытую масляными пятнами. — Дядя, пирожные!