Онлайн книга «Сексуальная жизнь в Древнем Риме»
|
Он советует («Оды», i, 33) своему другу Тибуллу не жаловаться, если девушка бросит его ради более молодого любовника. В любви всегда так происходит: К Киру пьяная страсть жжет Ликориду. Лоб узкий хмурит она. Кир же к Фолое льнет, Недотроге, – скорей волки Апулии Коз покроют непуганых, Чем Фолоя впадет в грех любострастия. Знать, Венере дано души несродные И тела сопрягать уз неразрывностью По злокозненной прихоти
[77]. (Случилось так, говорит он, что вольноотпущенница Миртала пленила его, притянув к себе яростней бурной Адриатики, хотя Венера обещала ему райскую любовь.) Еще одному другу («Оды», ii, 4) он пишет, что нет греха в любви к рабыне, – так поступали Ахилл и другие герои Троянской войны. Кроме того, может быть, эта девушка происходит из царской семьи, и в любом случае она красива: Одобряю я и лицо, и руки, Голени ее, – не ревнуй, приятель
[78], — потому что поэту уже под сорок, и он потерял к ней интерес. Создается впечатление, что Гораций с приближением старости все сильнее превращался в простого наблюдателя жизни и любви. Такое отношение характерно для всех его поступков, соответствовавших, насколько возможно, философским принципам поэта. Он оставил прелестное описание такого образа жизни в оде, обращенной к своему другу Квинтию Гирпину («Оды», ii, 11): О том, что мыслит храбрый кантабр и скиф, За дальним брегом бурного Адрия, Не думай, Квинт Гирпин, не думай И не волнуйся о нуждах жизни, Довольной малым… Юность цветущая С красою вместе быстро уносится, И старость гонит вслед за ними Резвость любви и беспечность дремы. Не век прекрасны розы весенние, Не век кругла луна светозарная, — Зачем же мир души невечной Ты возмущаешь заботой дальней? Пока мы живы, лучше под пинией Иль под платаном стройным раскинуться, Венком из роз прикрыв седины, Нардом себя умастив сирийским, И пить! Ведь Эвий думы гнетущие Рассеет быстро. Отрок, проворнее Фалерна огненную влагу Ты обуздай ключевой водою! А ты из дома, что в стороне стоит, Красотку Лиду вызови, – пусть она Спешит к нам с лирой, косы наспех В узел связав на манер лаконский. В этой оде мы видим все то, что еще манит стареющего поэта: дружбу, вино и не слишком скромных девушек, своей музыкой и красотой прибавляющих прелести маленькому пиру на природе. Но в глубине души Гораций уже давно недоступен любви, хотя прекрасная юность снова неожиданно пленяет его – страсть, о которой он так трогательно поет в уже упомянутой оде (iv, 1). Итак, Гораций был по природе бисексуален. Женщин он не презирал, а наслаждался ими умеренно, не теряя рассудка. Они никогда не пленяли его сердце, и он относится к ним и к сексуальной жизни в целом с прелестным юмором, который давал ему волшебную власть над всеми запутанными и разнообразными проявлениями жизни. Будучи человеком немолодым, Гораций мог рассказать больше, чем любой другой римский поэт; но юности неинтересна его зрелая мудрость. Обратимся к Тибуллу. Мерике так отзывается о нем: Переменчивый бриз играет над нивами, И его нежные ласки гнут колосья к земле. О, Тибулл, раб любви! Так и песни твои, Столь изысканно-гибкие, несет ветер богов. А Гораций говорит о нем («Послания», i, 4): Не был ты телом без чувств никогда: красоту тебе боги Дали, богатство тебе и умение им наслаждаться. Больше чего ж пожелать дорогому питомцу могла бы Мамка, коль здраво судить он, высказывать чувства умеет, Если и славой богат, и друзьями, и добрым здоровьем, Если в довольстве живет и всегда кошелек его полон?
[79] Под именем Тибулла сохранилось обширное собрание элегий. Они сильно различаются своим содержанием и значением: лучшие, безусловно, принадлежат Тибуллу, а многие другие, должно быть, написаны иными авторами. Ограничимся рассмотрением лишь тех произведений, которые современные ученые приписывают его перу. Они достаточно разнообразны. Мы видим в них поэта, воспевающего свою любовь к женщинам действительно красивым и выдающимся, но также и человека, восхищающегося красивыми мальчиками. Соответственно, очевидно, что по натуре Тибулл был бисексуален. Трудно выделить в его жизни периоды, когда он любил Делию, а когда – капризного мальчика Марата, но это несущественно. О его жизни в целом известно не слишком многое. Он был отпрыском процветающей всаднической семьи и вырос в деревне. Соответственно, Тибулл должен был прослужить несколько лет в армии, но поэт – как сам он постоянно говорит – не был рожден солдатом (i, 1, 69): Ныне легкой Венере служить подобает, покуда Двери не стыдно ломать, весело ссоры водить. Тут хороший я вождь и солдат; вы трубы, знамена Прочь, вы раны свои жадным несите мужам И богатства несите; я же, свой ворох собравши, Сверху на всех богачей, сверху на голод гляжу
[80]. Тем не менее, он долгие годы провел в военных походах, видел много земель на западе и на востоке империи. Однажды в эту пору он так жестоко страдал от ран и лишений, что некоторое время лежал больным на Керкире. Тогда уже начался его роман с вольноотпущенницей, которую он называет Делией (ее настоящее имя было Плания). Полный любви и желания к ней, он отказывается от мыслей о войне, добыче и богатстве, завоеванном доблестью (i, 1, 47): О, сколько золота есть, да сгинет, да сгинут смарагды, Прежде чем наш бы отъезд деве оплакать пришлось. Кстати, Мессалла, тебе воевать на земле и на море, Чтобы доспехами был вражьими убран твой дом. Пленным держат меня оковы красавицы-девы, И сижу я как страж у неприступных дверей. Не ищу я похвал, моя Делия! Лишь бы с тобою Был я, ничуть не боюсь вялым, ленивым прослыть. Лишь бы глядеть на тебя, как час мой последний настанет, И, умирая, к тебе слабнущей жаться рукой. Он мечтает о счастье всегда называть Делию своей (i, 1, 45): |